Вы должны понимать, что весь процесс тесно связан с
состоянием ума пациента. Его уязвимость – и этим я бы объяснил все неудачи,
если бы их у меня было много – заключается в том, что пациентку, убежденную
собственным врачом, могут отговорить родственники, которые и слышать ничего не
захотят о таком варварском методе.
С этой точки зрения мисс Стенсфилд была идеальной
пациенткой. У нее не было друзей, ни родственников, способных поколебать ее
веру в Метод дыхания (хотя, честно говоря, я очень сомневаюсь, что кто-то смог
бы отговорить ее от того, что она для себя решила), если она сама в него
поверит. И она поверила.
«Это немного напоминает самогипноз, да?» – спросила она,
когда я в первый раз рассказал ей о Методе.
Я согласился, не скрывая восхищения. «Вот именно! Но вы не
должны допускать мысли, что это всего лишь трюк, и не отчаивайся, если что-то
не будет получаться сразу».
«Никаких таких мыслей у меня нет. Я очень вам благодарна. Я
буду очень стараться, доктор». Она была просто создана для Метода дыхания и,
если пообещала стараться, то можно было не сомневаться, что так и будет. Я
никогда не видел раньше, чтобы кто-то отнесся к этой идее с таким энтузиазмом.
Мисс Стенсфилд принадлежала к категории людей, которые предпочитают крепко
держать собственную жизнь за горло.
Когда я говорю, что на полностью решила посвятить себя
Методу дыхания, то нисколько не грешу против истины и думаю, что ее последний
день работы в универмаге подтверждает это.
Этот день настал в конце августа. Мисс Стенсфилд была
стройной молодой женщиной в прекрасной форме. Любой врач может подтвердить, что
такие женщины, несущие своего первого ребенка, способны «не выдавать» своего
положения в течение пяти, или даже шести месяцев. Но затем, в один прекрасный
день, все становится явным.
Она пришла на очередной осмотр первого сентября и, рассмеявшись,
рассказала мне, что, как выяснилось, Метод дыхания имеет еще одно применение.
«Какое же?» – просил я.
«Это даже лучше, чем считать до десяти, когда рассердишься
на кого-то», – сказала она. Ее карие глаза сверкали. – Хотя люди смотрят на
тебя, как на лунатика, когда начинаешь пыхтеть и сопеть».
Она охотно поведала мне, что произошло на работе. В прошлый
понедельник она, как обычно, вышла на работу. Я полагаю, что это забавное и
резкое превращение из стройной молодой женщины в явно беременную женщину,
случилось в выходные дни. Или ее начальница пришла к выводу, что ее подозрения
перестали быть просто подозрениями.
«Зайдите ко мне в кабинет во время перерыва», – холодно
сказала ей эта женина, некто миссис Келли. До этого момента она держалась очень
дружелюбно по отношению к мисс Стенсфилд. Миссис Келли показывала ей фотографии
двух своим сыновей, учащихся в институте. Она постоянно спрашивала ее, не
встретила ли она уже «милого юношу».
Теперь же от этой дружелюбности не осталось и следа. Мисс
Стенсфилд сказала мне, что, входя в кабинет миссис Келли, она знала, что
произойдет. «У вас неприятность», – резким голосом произнесла эта добрая,
казалось бы, женщина.
«Да, – сказала мисс Стенсфилд. – Некоторые люди называют это
так».
Щеки миссис Келли стали цвета старого кирпича. «Не умничайте
со мной. Судя по вашему животу, вы и так были слишком умны».
Я словно воочию видел обеих женщин, пока слышал рассказ мисс
Стенсфилд, – ее карие глаза смотрят прямо, она не желает опускать их или как-то
по-иному продемонстрировать признаки смущения. Я думаю, что с практической
точки зрения она гораздо лучше, чем миссис Келли, представляла себе все
трудности своего положения.
«Я должна сказать, что вы не очень-то стыдитесь того, что
обманули меня!», – с горечью сказала миссис Келли.
«Я никогда вас не обманывала. Вы ни словом не обмолвились о
моей беременности до сегодняшнего дня, – она с любопытством посмотрела на
миссис Келли. – Как вы можете говорить, что я вас обманула?»
«Я пригласила вас к себе в дом! – вскричала миссис Келли. –
Я позвала вас на обед… с моими сыновьями». Она неприязненно взглянула на мисс
Стенсфилд.
В этот момент мисс Стенсфилд рассердилась не на шутку. Так,
как, по ее словам, она не сердилась ни разу в жизни. Она прекрасно отдавала
себе отчет в том, какую реакцию может вызвать ее положение, когда оно
обнаружится, но вы все можете подтвердить, джентльмены, какая разница
существует между теорией и ее практическим результатом.
Положив руки на колени, мисс Стенсфилд сказала твердо: «Если
вы намекаете на то, что я когда-нибудь пыталась или могла бы попытаться
соблазнить ваших сыновей, это самая грязная и низкая ложь, которую я когда-либо
слышала в жизни».
Голова миссис Келли дернулась, как от пощечины. Две женщины
мерили друг друга взглядом, разделенные письменным столом. В комнате
чувствовался слабый запах цветов. Это мгновение, как показалось мисс Стенсфилд,
длилось бесконечно долго.
Затем миссис Келли рывком открыла ящик стола и достала
темно-желтый чек. Показывая зубы, словно откусывая каждое слово, она сказала:
«Когда сотни порядочных девушек ищут работу в нашем городе, я не думаю, что мы
нуждаемся в услугах какой-то проститутки, дорогая».
Она сказала мне, что именно это презрительное «дорогая»
окончательно вывело ее из себя. Миссис Келли, с широко раскрытыми глазами и
открыв рот наблюдала как миссис Стенсфилд, сцепив пальцы с такой силой, что на
них появились синяки (они уже побледнели, но все еще были заметны, когда она пришла
ко мне первого сентября), начала с шумом выдыхать воздух сквозь плотно сжатые
зубы.
Вряд ли эту историю можно было назвать забавной, но я не
удержался от смеха, и мисс Стенсфилд присоединилась ко мне. Миссис Дэвидсон
заглянула в кабинет – наверное, чтобы убедиться, что мы не надышались закисью
азота -и закрыла за собой дверь.
«Это единственное, что я могла сделать, – сказала мисс
Стенсфилд, все еще смеясь и вытирая платком слезы. – Потому что в тот момент, я
ясно представила, как я смахиваю с ее стола флакончики с духами. Я увидела, как
они разбиваются на мелкие кусочки и наполняют комнату жутким зловонием». «Я
собиралась сделать это и, казалось, ничто не могло бы меня удержать. Но тогда я
начала дышать, как паровоз, и все прошло. Я нашла в себе силы взять чек и уйти.
Я не могла поблагодарить ее, потому что все еще изображала паровоз!»
Мы снова рассмеялись, а потом она стала серьезной.
«Все уже позади, и мне сейчас даже немного жаль ее – или,
может быть, я веду себя чересчур высокомерно?»
«Вовсе нет. Я просто удивлен, что вы можете испытывать
сейчас такие чувства».
«Можно я покажу вам то, что я купила на выходное пособие?»
«Конечно, если вы этого хотите».
