Она открыла кошелек и вынула маленькую плоскую коробочку. «Я
купила это в ломбарде, – сказала она. – За два доллара. Это был единственный
момент за все время этого кошмара, когда я действительно почувствовала стыд.
Разве это не странно?»
Она открыла коробочку и положила на стол, чтобы я смог
увидеть ее содержимое. В ней лежало обычное обручальное кольцо.
«Я буду делать все как нужно, – сказала она. – Я снимаю
комнату в доме, который миссис Келли назвала бы „добропорядочным пансионом“.
Моя хозяйка добра ко мне… но миссис Келли тоже была добра и дружелюбна. Я
думаю, она может в любой момент попросить меня съехать, и боюсь, что, если я
попрошу ее вернуть мне деньги, которые я заплатила вперед, она рассмеется мне в
лицо».
«Но это будет незаконно. Есть суды и адвокаты, которые
помогут вам…»
«Суды – это мужские клубы, – ответила она с уверенностью в
голосе, -не способные с пониманием отнестись к женщине в моем положении. Может
быть, я сумею получить назад мои деньги, а может быть, и нет. В любом случае,
все расходы и неприятности вряд ли стоят сорока семи долларов или около того. И
впредь я намерена стать более практичной».
«Я приметила одно местечко в нижней части Вилледжа. Это,
правда, третий этаж, но комната чистая и стоит на пять долларов в месяц дешевле,
чем та, которую я снимаю в настоящий момент». Она вытащила кольцо из коробочки.
«Я надела его, когда хозяйка показывала мне комнату».
Она надела его на третий палец левой руки с легким
выражением неприязни, в котором, как мне кажется, она не отдавала себе отчета.
«Вот так. Теперь я миссис Стенсфилд, мой муж был водителем грузовика, он погиб
в аварии на автостраде Питтсбург – Нью-Йорк. Ужасно грустно. Но я больше не
проститутка, а мой ребенок не будет незаконнорожденным».
Она посмотрела на меня, и в ее глазах появились слезы.
«Прошу вас, – сказал я и взял ее руку в свою. Она была очень
холодной. – Не надо, дорогая».
Она повернула руку ладонью вниз и посмотрела на кольцо.
Затем улыбнулась, и, поверьте мне, джентльмены, ее улыбка была столь же
горькой, как горчица. По ее щеке скатилась одинокая слеза.
«Когда я слышу, как некоторые циники говорят, что волшебству
и чудесам нет места в наше время, я уверена, что они заблуждаются, правда,
доктор Маккэррон? Когда вы покупаете кольцо за два доллара, и это кольцо в один
миг избавляет вас от незаконного рождения и нелегальности вашего положения, как
это можно назвать, если не волшебством? Дешевым волшебством».
«Мисс Стенсфилд… Сандра, если я могу… если вам нужна помощь,
все, что я смогу…»
Она убрала свою руку – может быть, если бы я взял ее правую
руку, она бы этого не сделала. Я говорил вам уже, что не любил ее, но в этот момент
я мог почувствовать любовь к ней, и она позволила бы мне подержать ее руку в
своей немного дольше, пока бы я не согрел ее своим теплом, – возможно, я
полюбил бы эту женину.
«Вы хороший, добрый человек, и вы многое сделали для меня и
моего ребенка. Ваш Метод дыхания – несравнимо большее чудо, чем это ужасное
кольцо. Кроме всего прочего, он спас меня от тюрьмы за предумышленные
разрушительные действия».
Вскоре после этого она ушла, а я подошел к окну и смотрел,
как она шла вдоль улицы к Пятой авеню. Боже, я восхищался ею даже тогда! Она
выглядела такой хрупкой, такой молодой и явно беременной, но ничуть не
неуверенной или пугливой. Она шла по лице как бы с сознанием собственного права
на место в этом мире.
Она исчезла из вида, и я вернулся к столу. Мой взгляд вдруг
привлекла фотография в рамке, висевшая на стене рядом с моим дипломом, и
страшная дрожь пробежала по моему телу. Жуткий страх сжал мое горло, и я
почувствовал, что задыхаюсь. Это был ужас предчувствия, джентльмены. Я не хочу
спорить о том, могут ли происходить подобные вещи или нет. Я знаю, что могут,
поскольку испытал это на себе. Именно тогда, в тот жаркий сентябрьский полдень.
И я молю Бога, чтобы мне не довелось испытать это еще раз.
Снимок был сделан моей матерью в тот день, когда я окончил
медицинский институт. Я стоял перед Уайт Мемориал, заложив руки за спину и
сиял, как ребенок, который целый день резвился и прыгал по аллеям Пэллисейд
парка. Слева от меня виднелась статуя Гарриет Уайт, и хотя ее верхняя часть
была отсечена кадром, пьедестал и жестокая надпись – «Не существует покоя без
боли; таким образом, мы определяем спасение через страдание» – были четко
различимы. И у подножия статуи первой жены моего отца, как раз под надписью,
Сандра Стенсфилд погибла почти четыре месяца спустя во время несчастного
случая, случившегося в тот момент, когда она приехала в больницу, чтобы родить
на свет своего ребенка.
Она переживала, что меня не окажется в больнице, когда ей
придет время рожать, что я уеду на Рождество и мне нельзя будет позвонить. Ее
пугало, что роды будет принимать другой врач, который не будет знать о ее
желании воспользоваться Методом дыхания и вместо этого применит наркоз.
Я старался успокоить ее, как только мог. У меня не было
причин уезжать из города, не было семьи, которую следовало навестить во время
рождественских праздников. Моя мать умерла двумя годами раньше, и у меня никого
не осталось, за исключением незамужней тетки в Калифорнии, а поезда я не любил,
сказал я мисс Стенсфилд.
«Вы чувствуете себя одиноким?» – спросили она.
«Иногда. Обычно я слишком занят. Возьмите вот это. – Я
написал свой номер телефона на карточке и протянул ее мисс Стенсфилд. –
Позовите меня, если дозвонитесь до приемной больницы, когда начнутся схватки».
«О, нет, я не могу…»
«Вы хотите пользоваться Методом дыхания или довериться
какому-нибудь костоправу, который подумает, что вы свихнулись и даст вам эфира,
когда вы начнете выдыхать, как паровозная труба?»
Она улыбнулась: «Ну хорошо. Вы меня убедили».
Тем не менее, осень проходила, но волнения не покидали ее.
В самом деле ее попросили освободить комнату, где она жила,
когда я впервые встретился с ней. Она переехала в Вилледж, и это, как
оказалось, было ей только на пользу. Она даже нашла какую-то работу. Слепая
женщина с неплохим доходом наняла ее для легкой домашней работы, а также для
чтения вслух произведений Портера и Бака. Она жила на первом этаже в том же
доме, что и мисс Стенсфилд. У мисс Стенсфилд появился тот цветущий вид, который
свойственен здоровым женщинам на последних трех месяцах беременности. Но на ее
лице лежала какая-то тень. Когда я разговаривал с ней, она отвечала мне с
какой-то излишней медлительностью. Как-то раз, когда она не ответила вовсе, я
поднял глаза и увидел, что она рассматривает фотографию в рамке на стене со
странным, мечтательным выражением. Я почувствовал, как меня обдало холодом… и
ее ответ, не имевший ничего общего с моим вопросом, нисколько не успокоил меня.
«У меня такое чувство, доктор, и иногда очень сильное, что я
обречена».
