– Этот официальный грабеж! Эти разбойники, ублюдки, которые
сами только и думают о том, чтобы содрать с тебя все до последнего цента! –
Прорычал Хендлей. Энди пожал плечами:
– Обратитесь в IRS. Там Вам скажут точно те же вещи
бесплатно. И действительно, вовсе не обязательно слушать меня. Вы можете узнать
все об этой операции самостоятельно.
– Мать твою так, я не хочу, чтобы паршивый банкир,
прикончивший свою жену, давал мне тут указания.
– Вам нужна помощь юриста или банкира, чтобы оформить
составление дарственной, и это будет кое-что стоить. Или… если Вы в этом
заинтересованы, я сделаю все необходимое почти бесплатно. Я возьму за это
немного: по три бутылки пива для всех моих сотрудников. – Он обвел нас рукой.
– Сотрудников, – загоготал Мерт и хлопнул себя по коленям.
Редкостным ублюдком был старина Мерт. Надеюсь, он умер от рака в какой-нибудь
забытой богом дыре, где неизвестен морфий. – Сотрудники, ха! Остроумно! Ты
хочешь…
– Заткнись, урод. – Рявкнул Хендлей, и Мерт заткнулся.
Хендлей посмотрел на Энди:
– Что ты говорил?
– Я говорил, что хочу запросить за свою помощь всего лишь по
три бутылки пива для каждого из моих сотрудников, если это вообще можно считать
платой. Полагаю, человек будет чувствовать себя человеком, когда он работает
весной на открытом воздухе, если ему предложат бутылочку-другую чего-нибудь
прохладительного. Это мое мнение. Полагаю, остальные со мной согласятся и будут
Вам благодарны.
Я разговаривал потом с другими ребятами, которые были в тот
день на крыше – Рени Мартин, Логон Пьер, Пауль Бонсайнт и другие, – и все мы
увидели… точнее сказать, почувствовали одно и тоже. Неожиданно оказалось, что
преимущество на стороне Энди. На стороне Хедлея был пистолет в его кобуре и
дубинка в руках, его приятель Блек Стэмос и вся тюремная администрация, а за
этим вся мощь государственной машины, но вдруг это все обратилось в ничто, и я
почувствовал, что сердце мое забилось в груди так, как никогда с тех пор, как
четыре офицера захлопнули за мной ворота в 1938 году, и я ступил на тюремный
двор.
Энди глядел на своего собеседника холодным, ясным, спокойным
взглядом, и мы все понимали, что речь шла не о 35 тысячах долларах. Я
прокручиваю эту ситуацию снова и снова в своем мозгу и прихожу к одному выводу.
Энди просто победил охранников, поборол их своим холодным спокойствием. И
действительно, Хедлей каждую минуту мог кивнуть своим приятелям, они выбросили
бы Энди с крыши, а потом можно было воспользоваться его советом.
И не было причин так не поступить. Но этого не произошло.
– Если я захочу, я всем раздам по парочке бутылок. –
медленно ответил Хендлей. – После пива лучше работается.
Черт возьми, и он был способен на какие-то благородные
жесты.
– Я дам Вам один совет, который вряд ли кто-нибудь еще даст,
– продолжал Энди, глядя Хедлею прямо в глаза. На эту операцию стоит идти,
только если Вы уверены в своей жене. Если есть хотя бы один шанс из ста, что
она Вас надует, мы можем продумать другой вариант…
– Надует меня? – Резко спросил Хедлей. – Меня?! Ну уж нет,
мистер, не бывать этому. Она и пукнуть не смеет без моего позволения.
Мерт и Янблуд хихикнули. Энди даже не улыбнулся.
– Я сейчас напишу, какие формы необходимы, – сказал он, – и
Вы возьмете бланки на почте. Я заполню их соответствующим образом, а Вы
подпишете.
Это звучало конкретно и по-деловому. Хедлей принял важный
вид и расправил плечи. Затем он оглянулся на нас и крикнул:
– А вы что стали, паразиты? Пошевеливайтесь, черт вас
подери!
Он оглянулся на Энди:
– А ты учти, банкир. Если ты решил меня надуть, ничего
хорошего из этого не выйдет. Ты понимаешь, надеюсь, что в этом случае тебе
оторвут голову и засунут ее в твою же задницу.
– Понимаю. – Мягко сказал Энди.
Вот как случилось, что в конце второго дня работы бригада
заключенных, перекрывающих крышу фабрики в 1950 году, в полном составе сидела
под весенним солнышком с бутылками «Блек Лейбл». И это угощение было предоставлено
самым суровым охранником, когда-либо бывшем в Шоушенке. И хотя пиво было
теплым, такого чудного вкуса в моей жизни я еще не ощущал. Мы, не спеша,
отхлебывали по глоточку, ощущали солнечные лучи на своей коже, и даже
полупрезрительное, полуизумленное выражение лица Хедлея, будто он наблюдал
пьющих пиво обезьян, никому не могло испортить настроение. Это продолжалось
двадцать минут, и двадцать минут мы чувствовали себя свободными людьми. Словно
ремонтируешь крышу собственного дома и спокойно попиваешь пивко, делая перерыв,
когда захочется.
Не пил только Энди. Я уже рассказывал о его привычках,
касающихся алкоголя. Он привалился в тени, руки между коленями, поглядывая на
нас с легкой улыбкой. Просто удивительно, как много людей запомнило его таким,
и удивительно, как много народу было на крыше в тот день, когда Энди Дюфресн
одолел Байрона Хедлея. Я-то думал, что нас было человек девять десять, но к
1955 году уже оказалось не меньше двух сотен или даже больше…
Итак, вы хотите получить прямой ответ на вопрос, рассказываю
ли я вам о реальном человеке, или же передаю мифы, которыми обросла его
личность, как крошечная песчинка постепенно вырастает в жемчужину. Но я не
смогу ответить определенно. И то и другое, пожалуй. Все, в чем я уверен – Энди
Дюфресн был не такой, как я или кто-нибудь еще из обитателей Шоушенка. Он
принес сюда пять сотен долларов, но этот сукин сын ухитрился пронести сквозь
тюремные ворота нечто гораздо большее. Возможно, чувство собственного
достоинства, или уверенность в своей победе… или, возможно, просто ощущение
свободы, которое не покидало его даже среди этих забытых богом серых стен.
Казалось, от него исходит какое-то легкое сияние. И я помню, что лишь раз он
лишился этого света, и это тоже будет часть моего рассказа.
С 1950 года, как я уже сказал, Энди перестал бороться с
сестрами. За него все сделали Стэмос и Хедлей. Если бы Энди Дюфресн подошел к
кому-нибудь из них или к любому другому охраннику, который был
проинструктирован Стэмосом, и сказал лишь слово – все сестры в Шоушенке
отправились бы спать этой ночью с сильнейшей головной болью. И сестры
смирились. К тому же, как я уже отмечал, вокруг всегда находятся
восемнадцатилетние угонщики автомобилей, какие-нибудь мелкие воришки и
поджигатели, достаточно смазливые на вид и не способные за себя постоять. А
Энди, с того самого дня на крыше, пошел своим путем.
Теперь он стал работать в библиотеке под начальством
крепенького старичка, которого звали Брукс Хетлен. Хетлен занял эту должность в
конце двадцатых по той причине, что он имел высшее образование. Если честно,
его специализация была как-то связана с животноводством, но высшее образование
в такой конторе, как Шенк – большая редкость, а на безрыбье, как известно, и
рак – рыба.
