Энди забрал в ладонь горсть пыли, и теперь, продолжая
говорить, отбирал камешки. Пару раз кварц вспыхнул под солнечными лучами.
– Зихуантанезо. Там у меня будет маленький отель. Шесть
домиков вдоль побережья, и еще шесть – чуть по дальше около магистрали. У меня
будет парень, который будет возить гостей на рыбалку. А для того, кто поймает
самую большую рыбу сезона, будет учрежден приз, и его портрет я повешу в
вестибюле. Это будет такое место, где стоит провести свой медовый месяц.
– И где ты собираешься взять денег для этого всего?
Финансовые операции? Он взглянул на меня и улыбнулся:
– В точку. Ред. Временами ты меня просто пугаешь.
– Так вот, слушай, – продолжал Энди, закуривая сигарету. –
Когда случается что-нибудь скверное в этом суетном мире, люди делятся на две
категории. Предположим, есть маленький домик, уютно обставленный и полный
гениальных полотен и всякого антиквариата. И вот хозяин его услышал, что
приближается ураган. Один из этих двух типов людей будет надеяться на лучшее.
«Ураган свернет с пути, – говорит себе такой человек. – Было бы абсурдно
уничтожить этот чудный дом и эти старые картины. Господь не позволит этого… Да
если что и случится, все имущество здесь застраховано». Это один сорт людей. А
другой пребывает в уверенности, что ураган может идти прямо на него, и тогда
разрушит все на своем пути. И даже если прогноз погоды утверждает, что ураган
сменил путь, такой человек знает, что в любой момент он может вернуться вновь и
сравнять его милый домик с землей. Такие люди отдают себе отчет в том, что
стоит надеяться на лучшее, это еще никому не вредило… Но готовиться стоит к
худшему. Я зажег сигарету и спросил:
– Ты хочешь сказать, ты застраховался от неожиданности?
– Да, я подготовился к урагану. Я знаю, как скверно он
выглядит. У меня было мало времени, но во все отведенное мне время я
действовал. У меня был друг, единственный человек, который остался со мной. Он
работал в инвестиционной компании в Портленде. Шесть лет назад он умер.
– Жаль.
– Да. – Энди отбросил окурок. – У нас с Линдой было что-то
около четырнадцати тысяч долларов – не много, но кое-что. Однако, черт, мы были
молоды и не о чем не думали. Но когда начался ураган, я принялся вытаскивать
свои.картины в безопасное место. Я продал акции и честно заплатил весь налог,
как примерный школьник. Внес в декларацию абсолютно все, ничего не скрыл.
– Они заморозили твой счет?
– Я был обвинен в убийстве, Ред, а не мертв! Невозможно
заморозить имущество невинного человека. И слава богу. А это все было еще до
того, как меня обвинили в преступлении. У нас с Джимом, тем моим другом, было
немного времени. Я все быстро скинул по дешевке. Конечно, много проиграл на
этом. Но тогда у меня были другие, гораздо более серьезные поводы для волнения.
– Да, пожалуй.
– Когда я попал в Шоушенк, все это оставалось в целости. Как
и теперь. Там, за этими стенами, живет человек, которого никто никогда не видел
в лицо. У него есть карточка социальной безопасности и водительские права,
полученные в Майне. А также свидетельство о рождении на имя Питера Стивенса.
Превосходное имя, не правда ли?
– Кто он? – спросил я. Похоже, я знал, что ответит Энди, но
не мог в это поверить.
– Я.
– Не станешь же ты говорить мне, что у тебя было достаточно
времени, чтобы получить фальшивые документы, пока над тобой трудились копы. Или
что ты оформил все это, находясь на судебном разбирательстве.
– Нет, этого я утверждать не стану. Мой друг Джим оформил
все за меня. Он начал действовать после того, как отклонили мою апелляцию.
Основные документы были в его руках до 1950 года.
– Он должен был быть тебе очень близким другом, – сказал я.
Не знаю, какой части из всего этого я поверил – всему,
половине или же вовсе ничему. Но денек был теплый, солнце ясно светило, и все
один черт – это была занимательная история.
– Ведь весь этот расклад на сто процентов нелегален.
– Он был близким другом. Мы вместе воевали. Франция,
Германия, оккупация. Он был хорошим другом. Он знал, что в этой стране сделать
фальшивые бумаги, хотя и не легально, легко и безопасно. Он взял мои денеги,
все налоги на которые были выплачены так тщательно, что IRS было просто не к
чему придраться. И вложил их на имя Питера Стивенса. Это было в 1950 и 1952
году. Сегодня по приблизительным расчетам там триста семьдесят тысяч долларов.
Наверное, у меня отвисла челюсть, потому что Энди улыбнулся,
глядя на меня.
– Если я не умру здесь, возможно, у меня будет семь или
восемь миллионов, «роллс-ройс» и все, чего я не пожелаю.
Ладонь его зачерпнула новую пригоршню камешков. – Я надеюсь
на лучшее, готовлюсь к худшему, и ничего, кроме этого. Фальшивое имя
предназначено для того, чтобы сохранить этот маленький капитал.
Просто я перестраховывался и заранее выносил свои пожитки из
дому. Но, к сожалению, я не знал, что ураган будет продолжаться так долго.
Я некоторое время молчал, пытаясь осознать, что этот
невысокий худощавый человек в сером тюремном костюме может обладать большей
суммой денег, чем комендант Нортон соберет за всю свою гнусную жизнь, даже если
вывернется наизнанку.
– Значит, ты не придуривался, когда говорил, что можешь
нанять адвоката. – Наконец вымолвил я. – За такие деньги можно пригласить
Клеринса Дерроу, или кто там сейчас самый крутой вместо него. Почему ты до сих
пор этого не делаешь? Ты бы вылетел из этой чертовой дыры как пуля.
– Не совсем так, – ответил Энди, слегка улыбаясь.
– Хороший адвокат вытащит Томми Вильямса из Кешмана и
заставит его говорить, хочет тот или нет. Твое дело возобновят, ты наймешь
частных сыщиков для поисков Элвуда Блейча и смешаешь эту суку Нортона с
дерьмом. Почему бы нет, Энди?
– Потому, что я сам себя перехитрил. Если я когда-нибудь
попробую наложить лапу на деньги Питера Стивенса, находясь здесь, я потеряю все
до цента. Это мог сделать Джим, однако он мертв. Видишь, в чем проблема?
Я видел: эти деньги так много могли дать Энди, но получалось
так, будто они принадлежат другому лицу. И если отрасль, в которую они вложены,
придет в убыток… Все, что остается Энди – наблюдать за курсом акций на
страницах «Пресс-геральд», будучи не в силах сделать хоть что-нибудь. Хреновое
положение, скажу я вам.
– И еще тебе кое-что скажу. Ред. В городке Бакстоне есть
скошенный луг. Ты же знаешь, где находится Бакстон? Я знал.
– Вот и хорошо. В северном углу лужка расположен большой
камень, на котором выбито стихотворение Роберта Фроста. Около основания
большого камня расположено вкрапленное в него вулканическое стекло, которое до
сорок седьмого года было моим пресс-папье. Джим вставил этот камешек в большой
валун на лугу. Под ним лежит ключ от депозитного ящика в Портлендском банке.
