– Ну и попал же ты в переделку, – сказал я. – Когда умер
твой друг, IRS вместе с исполнителем его завещания вскрыл все депозитные ящики.
Энди улыбнулся:
– Все не так плохо. Мы позаботились о такой возможности.
Ящик зарегистрирован на имя Питера Стивенса, и каждый год компания юристов,
являющаяся исполнителем завещания Джима, посылает в банк чек. Рента вносится
исправно.
Питер Стивене находится в этой коробке, и рано или поздно он
выйдет наружу. Водительские права просрочены на шесть лет, потому что Джим умер
шесть лет назад, но ничего не стоит восстановить их за пять долларов. В
коробочке также расположены биржевые сертификаты и два десятка тысячедолларовых
облигаций. Я присвистнул.
– Питер Стивене надежно заперт в ящике портлендского банка,
а Энди Дюфресн еще более надежно заперт в Шоушенке. Вот ведь в чем проблема. А
ключ, которым можно открыть ящик с документами, деньгами и новой жизнью,
находится под черным стеклом на Бакстонском лугу. Скажу больше, Ред, последние
двадцать лет я с необычайным интересом проглядывал газеты, выискивая в них все
новости, касающиеся новых строительных проектов в Бакстоне. И в один прекрасный
день, подозреваю, мне придется прочитать, что через луг проложили магистраль
или начали строить там новый госпиталь или универмаг, похоронив мою новую жизнь
под десятью футами бетона.
– О боже, Энди, если все это так, как ты еще не сошел с ума?
Он улыбнулся: – Все спокойно на западном фронте. – Но возможно, через годы…
– Да, возможно. Но есть вероятность, что я окажусь на
свободе чуть раньше, чем этого хотят государство и Нортон. Я не могу позволить
себе ждать долго. Я думаю о Зихуантанезо и своем отеле. Это все, чего я теперь
хочу от жизни. Я не убивал Глена Квентина, и жену свою тоже не убивал, и этот
отель… не так уж многое из всего, что может хотеть человек. Купаться, загорать
и спать в комнате с открытыми окнами… не так уж это много. Естественное
человеческое желание.
Он отбросил свои камешки и продолжил, глядя мне в глаза,
довольно бесцеремонно:
– А знаешь, Ред, в этом месте мне непременно понадобится
человек, умеющий крутиться и доставать вещи.
Я долгое время думал об этом разговоре. И почему-то мне даже
не казалось абсурдным, что мы обсуждали такие проекты на вонючем тюремном дворе
под.пристальными взглядами вооруженных до зубов ребят на вышках.
– Не могу, – ответил я. – Там я ничего не могу. Я привык к
своей несвободе. Здесь я человек, который может все – по крайней мере, многое.
Но там, на свободе, мои способности не будут нужны никому. И если ты хочешь
купить открытки или полировальные подушечки, у тебя всегда под рукой каталоги
любого крупного универмага. Здесь я выступаю в роли этого чертового каталога. А
там… просто непонятно, с чего начать. И непонятно, как.
– Не приуменьшай своих достоинств. Ты самоучка, человек,
который всего в жизни добился сам. Совершенно замечательный человек, на мой
взгляд.
– О дьявол, у меня нет даже диплома высшей школы.
– Я знаю. – Ответил Энди.
– Но не бумажка создает человека. И не тюрьма его
уничтожает.
– За пределами этих стен я буду ничем, Энди. Это точно. Он
встал.
– Обдумай мои слова, – негромко произнес он и пошел прочь,
как если бы один деловой человек на свободе сделал конкретное предложение
другому деловому человеку. И на какое-то мгновение я действительно почувствовал
себя свободным. Да, Энди может делать чудеса. Благодаря ему я на время забыл о
том, что оба мы осуждены пожизненно, забыл о ребятах на вышках и
коменданте-баптисте, которому нравится Энди Дюфресн, находящийся в Шоушенке, и
нигде больше. Ведь Энди для него – как домашняя зверушка, обученная заполнять
ведомости и проводить счета. Совершенно замечательное создание!
Но ночью в камере я вновь стал заключенным. Идея была
совершенно абсурдной, но она зацепила мое воображение, как крючок. Видение
голубой воды и белого песчаного пляжа теперь было скорее жестоким, чем
идиотским. Я не умел носить тот невидимый пиджак, что отличал Энди от всех нас.
Я провалился в мучительный скверный сон. Я видел огромный черный камень в форме
гигантской наковальни посреди луга. Я пытался поднять его, чтобы вытащить ключ,
но чертов валун был необыкновенно тяжел, и я даже не сдвинул его с места. И
где-то вдали слышался лай ищеек…
Теперь, думаю, стоит немного рассказать о побегах. Конечно,
они случаются время от времени в нашей милой семейке. Через стену, конечно, вы
не перепрыгнете при всем своем старании. Прожектора освещают пространство всю
ночь, протягивая длинные белые пальцы через поля, которые окружают тюрьму с
трех сторон, и зловонное болото с четвертой стороны. Заключенные иногда
перебираются через стену и всегда попадают под луч прожектора. Даже если этого
не происходит, копы подбирают беднягу, пытающегося голосовать на шестой или
девятой магистрали. Если они пытаются пробираться сквозь фермерские угодья,
кто-нибудь непременно позвонит в тюрьму и сообщит местонахождение беглеца. Те
ребята, которые пытаются бежать через стены, просто кретины. В сельской
местности человек, бегущий по полям в сером тюремном костюме, находится в
худшем положении, чем таракан, забравшийся на блюдо с пирогом посреди стола.
Ребята, которые действуют оптимально, всегда согласуются с
требованиями момента. Они просто ловят счастливый случай и применяют всю свою
сообразительность, чтобы его не упустить. Многие бежали в грудах белья из
прачечной, что машина вывозит за ворота тюрьмы. Когда я еще только попал в
Шоушенк, таких случаев было много, и поэтому теперь администрация стала более
бдительно следить за этой лазейкой.
Знаменитая программа Нортона «Путь к искуплению» породила
новые варианты побега. Нет ничего проще, чем аккуратно прихватить грабли и
пойти прогуляться в кустах, пока охранник отходит за стаканчиком воды или двое
охранников увлечены перебранкой так, что мало что вокруг себя замечают.
В тысяча девятьсот шестьдесят девятом заключенных отправили
на картошку. Было уже третье ноября, и вся работа была выполнена почти до
конца. Один из охранников по имени Генрих Пух – теперь он уже выбыл из нашей
счастливой семейки – сидел на бампере комбайна и спокойно завтракал, положив
карабин на колени. И тут из осеннего легкого тумана реализовалась
десятидолларовая купюра. Она медленно кружилась в морозном воздухе, и Пух
решил, что в его бумажнике эта штука будет смотреться куда лучше. Пока он
сосредоточил свое внимание на том, чтобы поймать бумажку, улетающую от него в
слабом осеннем ветерке, трое заключенных тихо смылись. Двоих из них вернули.
Третий не найден по сей день.
Но самый знаменитый случай, наверное, это побег, который
совершил Сид Недью. Дело было в 1958 году. Сид линовал бейсбольное поле для
предстоящего в субботу матча, когда послышался свисток, извещающих охрану о
том, что уже три часа и пришла новая смена. Когда ворота открылись,
отдежуривший патруль направился к выходу, а охранники, заступающие на смену,
пошли на тюремный двор. Как всегда, смена охраны сопровождалась громкими
приветствиями, похлопываниями по спине, бородатыми шутками… Сид просто
развернул линовочную машину в направлении ворот и поехал, оставляя за собой
белую полосу на протяжении всего пути до ямы, находящейся уже далеко за
пределами тюремной территории, где перевернутая машина была обнаружена в груде
известки. Понятия не имею, как ему это удалось. Он просто ехал на этой
штуковине, оставляя за собой клубы известковой пыли. Был ясный денек,
охранники, покидающие тюрьму, были рады наконец уйти, а их сменщики были
слишком огорчены тем, что заступают на работу, и никто из них не дернулся
вовремя, чтобы остановить линовочную машину, к тому же совершенно невидную в
клубах пыли. И пока все эти парни отряхивались и чихали, Сида и след простыл.