– Вы забыли свою газету, мистер Дюссандер, – сказал Тодд,
предупредительно протягивая «Таймс».
Дверь остановилась на полдороге. В глазах Курта Дюссандера
промелькнула какая-то настороженность, озабоченность и тут же исчезла.
Возможно, там был замешан и страх. Молодчина, здорово он овладел собой, и все
же Тодд в третий раз испытал разочарование. Он не ждал от Дюссандера хорошей
реакции… он ждал от Дюссандера БЛЕСТЯЩЕЙ реакции.
«Слабак, – презрительно подумал Тодд. – Ну и слабак».
Паукообразная рука просунулась в щель и ухватилась за другой
конец газеты.
– Давай ее сюда.
– Да, мистер Дюссандер. – Тодд выпустил свой конец. Паук
втянул лапку внутрь.
– Моя фамилия Денкер, – сказал старик, – а не какой-то там
Дюзандер. Оказывается, ты не умеешь читать. Очень жаль. Будь здоров.
И снова дверь начала закрываться. Тодд одним духом выпалил в
сужающуюся щель:
– Берген-Бельзен, с января по июнь сорок третьего. Аушвиц, с
июня сорок третьего по июнь сорок четвертого, Unterkommandant. Патэн… Дверь
приостановилась. Мешки под глазами на землисто-сером лице казались складками на
съежившемся воздушном шаре, висящем в просвете. Тодд улыбался.
– Из Патана вы бежали перед приходом русских. Добрались до
Буэнос-Айреса. Говорят, там вы разбогатели, вкладывая вывезенное из Германии
золото в торговлю наркотиками. Неважно. С пятидесятого по пятьдесят второй вы
жили в Мехико. А потом…
– Мальчик, у тебя не все дома. – Скрюченный артритом палец
описал несколько кругов у виска. Но при этом слишком уж явно задрожали губы.
– Что было с пятьдесят второго по пятьдесят восьмой – не
знаю, – продолжал Тодд с еще более лучезарной улыбкой. – Никто, я думаю, не
знает, во всяком случае, ни слова не просочилось. Но перед тем как власть на
Кубе захватил Кастро, вас обнаружили в Гаване, вы работали консьержем в большом
отеле. Вас потеряли из виду, когда повстанцы вошли в город. В шестьдесят пятом
вы вынырнули в Западном Берлине. И там вас чуть не взяли за жабры. – Последнее
слово у него прозвучало особенно сочно. При этом пальцы сжались в кулаки.
Взгляд Дюссандера невольно упал на его руки, подвижные, сноровистые, руки
американского мальчишки, созданные, чтобы мастерить гоночные лодки из мыльниц и
модели кораблей. Тодд отдал дань тому и другому. Всего год назад они с отцом
построили модель «Титаника». На это у них ушло четыре месяца, модель и по сей
день стоит в отцовском кабинете.
– Я не знаю, о чем ты, – сказал Дюссандер. Без вставной челюсти
вместо слов во рту у него получалась каша, и это не нравилось Тодду. Выходило
как-то… неубедительно, что ли. Полковник Клинк в фильме «Молодчики Хогана» и
тот больше походил на нациста, чем Дюссандер. Но в свое время этот тип
выглядел, конечно, будь спок. В статье, напечатанной в журнале «Менз экшн»,
автор назвал его «Упырь из Патэна». – Убирайся-ка ты лучше подобру-поздорову.
Пока я не позвонил в полицию.
– А что, и позвоните, мистер Дюссандер. ГЕРР Дюссандер, если
вам так больше нравится. – Улыбка не сходила с его губ, обнажая великолепные
зубы, по которым три раза в день проходилась зубная щетка и паста с богатым
содержанием фтора. – После шестьдесят пятого вас уже никто не видел… только я,
когда два месяца назад узнал вас в городском автобусе.
– Да ты помешанный.
– Так что если хотите позвонить в полицию, – продолжал с
улыбкой Тодд, – валяйте. Я подожду на крыльце. Но если вам не к спеху, то
почему бы мне не войти? Посидим, поговорим.
Несмотря ни на что, в голове Тодда шевелился червячок
сомнения. А вдруг ошибка? Это тебе не упражнение в учебнике. Это настоящее. Вот
почему он почувствовал огромную радость (ЛЕГКУЮ радость, как он уточнит для
себя позднее), когда Дюссандер сказал:
– Ты, конечно, можешь зайти на минутку. Просто я не хочу,
чтобы у тебя были неприятности, понятно?
– Еще бы, мистер Дюссандер, – сказал Тодд, переступая порог.
Дюссандер закрыл за ним дверь, словно отрезав утро.
В доме пахло затхлостью и спиртным. Такие запахи иногда
держались по утрам и у них дома, после вечеринки накануне, пока мама не
открывала настежь окна. Правда, тут было похуже. Тут запахи въелись и все собой
пропитали. Запахи алкоголя, подгоревшего масла, пота, старой одежды и еще
лекарств – ментола и, кажется, валерьянки. В прихожей темнотища, и рядом этот
Дюссандер – втянул голову в ворот, этакий гриф-стервятник, ждущий, когда
раненое животное испустит дух. Сейчас, невзирая на двухдневную щетину и
обвислую дряблую кожу, Тодд явственно увидел перед собой офицера в черной
эсэсовской форме; на улице, при дневном свете, воображение не бывало столь
услужливым. Страх, точно ланцет, полоснул Тодда по животу. ЛЕГКИЙ страх,
поправится он позднее.
– Имейте в виду, если со мной что-нибудь случится…
Дюссандер презрительно отмахнулся и прошаркал мимо него в
своих шлепанцах, как бы приглашая за собой в гостиную. Тодд почувствовал, как
кровь прихлынула к щекам. Улыбка увяла. Он последовал за стариком.
И вот еще одно разочарование, которого, впрочем, следовало ожидать.
Ни тебе писанного маслом портрета Гитлера с упавшей челкой и неотступным
взглядом. Ни тебе боевых медалей под стеклом, ни почетного меча на стене, ни
«люгера» или «Вальтера» ни камине (и самого-то камина, сказать по правде, не
было). Все правильно, что он, псих, что ли, выставлять такие вещи на обозрение.
Тодд не мог внутренне согласиться с этим резоном, и все же трудно было вот так
сразу выкинуть из головы то, чем тебя пичкали в кино и по телевизору. Он стоял
в гостиной одинокого старика, живущего на худосочную пенсию. Допотопный «ящик»
с комнатной антенной – концы металлических рожек обмотаны фольгой для лучшего
приема. На полу облысевший серый коврик. На стене, вместо портрета Гитлера,
свидетельство о гражданстве, в рамке, и фотография женщины в чудной шляпке.
– Моя жена, – с чувством произнес Дюссандер. – Она умерла в
пятьдесят пятом… легкие. Не знаю, как я пережил это.
К Тодду вернулась его улыбка. Он пересек комнату якобы
затем, чтобы получше рассмотреть женщину на фотографии, а сам пощупал пальцами
абажур настольной лампы.
– Перестань! – рявкнул на него Дюссандер. Тодд даже слегка
отпрянул.
– Отлично, – сказал он с искренним восхищением. – Сразу
чувствуется начальник. А кстати, это Ильза Кох придумала делать абажуры из
человеческой кожи?
– Я не знаю, о чем ты, – сказал Дюссандер. На «ящике» лежала
пачка «Кулз», без фильтра. Он протянул пачку.
– Хочешь? – Его лицо исказила жутковатая ухмылка.
– Нет. Это может кончиться раком легких. Мой папа раньше
курил, а потом бросил. Даже вступил в общество некурящих.
– Ну-ну. – Дюссандер как ни в чем не бывало извлек спичку из
кармана халата и чиркнул ею о пластиковую поверхность «ящика». Затянувшись, он
сказал:
