– Achtung!
Он встал по стойке «смирно», и на мгновение Тодду стало
страшно, действительно страшно. Он почувствовал себя… нет, не искусным чернокнижником,
а скорее неопытным учеником, сумевшим вдохнуть жизнь в обыкновенную метлу, но
не знающим, как теперь ее укротить. Исчез старик, влачивший жалкое
существование. Воскрес Курт Дюссандер.
Но тут же секундный страх сменило ощущение собственного могущества.
– Кругом!
И словно не было принято изрядной дозы виски, и словно не
было четырех месяцев унижений – Дюссандер четко выполнил команду. Он услышал,
как снова щелкнули каблуки. Прямо перед ним оказалась грязная засаленная плита,
но он не видел плиты, он видел пыльный плац военной академии, где он осваивал
солдатское ремесло.
– Кругом!
На этот раз он сплоховал, потеряв равновесие. В иные времена
он бы с ходу получил поддых костяшкой стека… плюс десяток нарядов вне очереди.
Он мысленно улыбнулся. Мальчишка, видать, не знает всех тонкостей. Слава богу.
– А теперь… шагом марш! – Глаза у Тодда горели.
Неожиданно Дюссандер весь как-то обмяк.
– Не надо, – попросил он. – Ну пожа…
– Марш! Я сказал – марш!
Слово так и застряло у Дюссандера в горле. Он начал печатать
гусиный шаг по вытертому линолеуму. Ему пришлось сделать поворот, чтобы не
налететь на стол, и еще один, чтобы не врезаться в стену. Его лицо, слегка
приподнятое, было бесстрастный. Руки сами делали отмашку. От его тяжелого шага
в шкафчике над мойкой позванивал дешевый фарфор.
Тодд вновь подумал об ожившей метле, и в нем шевельнулся
прежний страх. Вдруг он понял: ему бы не хотелось, чтобы Дюссандер получал
удовольствие от этого спектакля, а хотелось совсем другого… может быть, кто
знает, ему хотелось выставить Дюссандера в смешном виде даже больше, чем
вернуть старику его истинный облик. Но, удивительное дело, ни преклонный
возраст, ни эта нищенская обстановка ничуть не делали его смешным. Он сделался
страшным. И то, что Тодд до сих пор видел на картинках, впервые приобрело
вполне зримые очертания, это уже была не какая-нибудь там сценка в фильме
ужасов, но самая что ни на есть будничная реальность – ошеломительная,
непостижимая, зловещая. Ему даже почудился одуряющий запах гниения.
Его охватил ужас. «Стой!» – выкрикнул он.
Дюссандер с бессмысленным, отсутствующим взглядом продолжал
печатать шаг. Подбородок еще больше, почти с вызовом вздернулся, дряблая кожа
на шее натянулась. Хрящеватый тонкий нос, казалось, сам по себе устремлялся
вперед.
Тодда прошиб пот.
– Halt! – закричал он вне себя.
Дюссандер остановился и с резким щелчком приставил левую
ногу. Какие-то мгновения лицо его оставалось бесстрастным, лицо робота, но вот
на нем изобразилось смущение, затем обреченность. Он сразу сник.
Тодд с облегчением перевел дыхание. Он был зол на самого
себя. КТО, СПРАШИВАЕТСЯ, ЗДЕСЬ ГЛАВНЫЙ?! К нему уже возвращалась прежняя
уверенность. Я ЗДЕСЬ ГЛАВНЫЙ! ОН У МЕНЯ ПО СТРУНКЕ БУДЕТ ХОДИТЬ.
Тодд улыбнулся.
– Неплохо для начала. Но если потренироваться, у вас еще
лучше получится.
Дюссандер молчал, опустив голову и тяжело дыша.
– Можете снять форму, – великодушно разрешил Тодд. В эту
минуту он совсем не был уверен в том, что еще когда-нибудь попросит Дюссандера
снова надеть ее.
Январь 1975 Сразу после конца уроков Тодд выскользнул из
школы, сел на велосипед и покатил в городской парк. Найдя пустую скамейку, он
вытащил из кармана табель с оценками за четверть. Он огляделся, нет ли
поблизости знакомых лиц, но увидел лишь двух школьников возле пруда да еще
каких-то отвратных типов, которые поочередно прикладывались к чему-то
спрятанному и бумажный пакет. Алкаши чертовы, подумал он. Но не алкаши были
главной причиной его раздражения. Он развернул листок.
Английский – 3. История – 3. Природоведение – 2.
Обществоведение – 4. Французский – 1. Алгебра – 1.
Он не верил своим глазам. Он был готов к неутешительным
итогам, но чтобы такое…
А МОЖЕТ, ОНО И К ЛУЧШЕМУ. МОЖЕТ, ТЫ НАРОЧНО ВСЕ ЗАПУСТИЛ,
ЧТОБЫ ПОСКОРЕЙ ПОКОНЧИТЬ С ЭТИМ. ПОКА НЕ СЛУЧИЛОСЬ НЕПОПРАВИМОЕ.
Он прогнал эти мысли. Ничего не может случиться. Дюссандер у
него вот где. Не пикнет. Старик думает, что Тодд кому-то из своих друзей отдал
на сохранение письмо, только не знает, кому именно. Если с Тоддом, не дай бог,
что произойдет, письмо окажется в полиции. В былые времена это бы Дюссандера,
вполне возможно, не остановило, но сейчас он не то что быстро бегать, а и
соображать быстро не способен.
– Он у меня вот где! – прошипел Тодд и вдруг со всей силы
саданул себя по ляжке. Ну, псих… опять разговариваешь сам с собой.
Все началось месяца полтора назад, и он никак не мог
избавиться от этой дурацкой манеры. Уже несколько раз на него поглядывали
как-то странно. В том числе учителя. А этот сморчок Верни Эверсон так прямо и
ляпнул: «Ну, ты совсем ку-ку». Ох как руки чесались врезать ему промеж глаз.
Ссора, драка – нет, это никуда не годится. Нельзя такими вещами обращать на
себя внимание. А уж разговаривать вслух – это вообще хуже некуда. Хуже…
– Хуже бывают только сны, – пробормотал Тодд и на этот раз
себя даже не одернул.
В последнее время ему снились жуткие сны. Обычно он стоял в
шеренге изможденных людей, одетых, как и он, в полосатые пижамы. В воздухе
пахло паленым, где-то поодаль урчали бульдозеры. Мимо шеренги прохаживался
Дюссандер и выборочно показывал на кого-то чем-то длинным. Этих не трогали.
Остальных уводили. Кое-кто пытался сопротивляться, но большинство едва могли
передвигать ноги. Наконец Дюссандер останавливался перед Тоддом. Мучительно
долго они смотрели друг другу в глаза, после чего Дюссандер тыкал ему в грудь
своим старым зонтиком.
– А этого в лабораторию, – произносил он, обнажая фальшивые
зубы. – Уведите этого американского мальчика.
Иногда Тодду снилось, что он одет в эсэсовскую форму. Сапоги
начищены до зеркального блеска. Тускло мерцает мертвая голова на фуражке. И
стоит он не где-нибудь, а в самом центре родного города, у всех на виду. Кто-то
уже показывает на него пальцем. Кто-то начинает смеяться. У других его вид
вызывает шок, гнев, омерзение. Вдруг, скрипнув шинами, останавливается
допотопный автомобиль, и из него выглядывает двухсотлетний старик, почти мумия,
с пергаментным лицом – Дюссандер.
– Я узнал тебя! – пронзительно кричит он. Потом обводит
взглядом зевак и вновь обрушивается на Тодда: – Ты был начальником лагеря в
Патэне! Посмотрите на него! Упырь из Патэна! Это его назвал Гиммлер мастером
своего дела! Смерть убийце! Смерть!
– Ерунда, – пробормотал Тодд, отгоняя нахлынувшие видения, –
ерунда все это, он у меня вот где.
