– Приятно, что вы смогли прийти, – сказал Фрэнч, садясь –
хотя в подобных случаях я рассчитываю, что мать или отец.
Заготовленный дебютный ход. За десять лет работы классным
наставником Эдвард Фрэнч хорошо усвоил: если в школу приходит дедушка или
кто-то из дальних родственников, значит, не все благополучно дома, и здесь
почти наверняка кроется корень зла. В каком-то смысле Калоша Эд был даже рад
подобному обороту. Неприятности в семье – само собой, не подарок, но, скажем,
НАРКОТИКИ для мальчика с такими отличными мозгами, как у Тодда, – это было бы в
сто раз хуже.
– Да, конечно… – Боудену удалось изобразить на лице
одновременно скорбь и возмущение. – Мой сын и его жена… словом, я согласился
пойти на этот разговор. Грустный разговор, мистер Фрэнч. Поверьте мне, Тодд –
хороший мальчик. А оценки… это временное явление.
– Хотелось бы надеяться. Вы курите, мистер Боуден? В стенах
школы это не одобряется, но мы сделаем так, что никто не узнает.
– Благодарю.
Мистер Боуден достал из внутреннего кармана мятую пачку
«Кэмела», сунул в рот одну из двух оставшихся сигарет, оторвал от картонки
спичку, чиркнул ею о каблук, закурил. После первой затяжки он глухо,
по-стариковски, прокашлялся, загасил в воздухе спичку и положил обгоревший
черенок в пепельницу, любезно ему подставленную. Эдвард Фрэнч наблюдал за этим
ритуалом, столь же безукоризненным, как блестящие туфли гостя, точно
завороженный.
– Не знаю даже, с чего начать, – сказал Боуден, пряча явную
озабоченность за легким облачком дыма.
– Вы, главное, не волнуйтесь, – мягко сказал Фрэнч. – Уже
то, что пришли вы, а не родители Тодда, наводит меня, знаете, на кое-какие
мысли. – Да, наверное. Тогда к делу.
Он скрестил на груди руки. Сигарета торчала между средним и
указательным пальцами. Прямая спина, чуть приподнятый подбородок. В том, как он
собрался одним волевым усилием, подумал Фрэнч, есть что-то от прусской
решительности. Это напомнило ему трофейные фильмы, которые он видел в детстве.
– Между моим сыном и его женой возникли трения. – Боуден
отчеканил каждое слово. – Я бы сказал, серьезные трения. – Глаза старика,
ничуть не выцветшие, проследили за тем, как Калоша Эда раскрыл лежавшую перед
ним папку. Внутри – листки. Не так уж много листков.
– Вы считаете, эти трения могут влиять на успеваемость
Тодда?
Боуден приблизил лицо к Фрэнчу. Он смотрел ему прямо в
глаза. После довольно значительной паузы он произнес:
– Его мать пьет.
И снова выпрямился.
– Да что вы?
– Представьте себе. – Боуден удрученно покивал головой. –
Мальчик мне сам говорил, как он два раза застал ее на кухне, лежащей лицом на
столе. Зная, как отец к этому отнесется, он сам разогрел в духовке обед и
заставил ее выпить не одну чашку крепкого кофе, чтобы до возвращения Ричарда
она хоть немного пришла в себя.
– Грустная история, – заметил Фрэнч, хотя ему доводилось
выслушивать истории и погрустнее: про матерей, пристрастившихся к героину… про
отцов, избивающих своих детей смертным боем. – А что, миссис Боуден не
подумывала обратиться к врачу?
– Мальчик ее уговаривал, но… Мне кажется, она стыдится. Ей
бы дать немного времени на разбег… – Он обозначил в воздухе необходимый
временной отрезок, прочертив его курящейся сигаретой. – Вы, надеюсь, меня понимаете.
– Да-да, – кивнул Эдвард Фрэнч, втайне восхитившись
замысловатым росчерком дыма. – А ваш сын… отец Тодда…
– Тоже хорош, – резко сказал Боуден. – Домой приходит
поздно, обедают без него, даже вечером вдруг может куда-то сорваться… На все
это посмотреть, так он женат не на Монике, а на своей работе. Я же вырос в
твердом убеждении, что на первом месте для мужчины должна быть семья. А вы,
мистер Фрэнч, что думаете?
– Совершенно с вами согласен, – с горячностью поддержал его
Калоша Эд. Своего отца, ночного сторожа в лосанджелесском универмаге, он видел
в детстве лишь по праздникам и воскресеньям.
– Вот вам другая сторона проблемы, – сказал Боуден.
Фрэнч глубокомысленно покивал.
– Ну а второй ваш сын? Э-э… – Он заглянул в папку. – Хэролд.
Дядя Тодда.
– Хэрри и Дебору совсем недавно перебрались в Миннесоту, –
сказал Боуден и не соврал. – Он получил место в медицинской школе при
университете. Не так-то просто вдруг все бросить. Да и, признаться, было бы
несправедливо просить вернуться. – На лице старика появилось выражение
праведной убежденности. – У Хэрри замечательная семья.
– Понимаю. – Эдвард Фрэнч еще раз заглянул в свою папку,
потом закрыл ее. – Мистер Боуден, спасибо вам за откровенность. Я тоже буду с
вами откровенен.
– Благодарю, – сказал Боуден, весь сразу подбираясь.
– К сожалению, от нас не все зависит. В школе всего шесть
наставников, и на каждого приходится по сто и более учеников. У моего нового
коллеги Хэпберна – сто пятнадцать. А ведь они сейчас в том возрасте, когда так
важно протянуть вовремя руку помощи.
– Золотые слова. – Боуден буквально расплющил в пепельнице
сигарету. – Проблем у нас хватает. Самые распространенные – наркотики и нелады
в семье. По крайней мере, Тодд не балуется «травкой» или мескалином.
– Избави бог.
– Бывают случаи, – продолжал Эдвард Фрэнч, – когда мы просто
бессильны. Ужасно, но факт. Как правило, из работы тяжелых жерновов, которые мы
крутим, выгоду для себя извлекают как раз худшие из худших – хулиганы, лодыри,
отсидчики. Увы, система дает сбой.
– Я ценю вашу откровенность.
– Но больно смотреть, когда жернова начинают перемалывать
такого, как Тодд. Еще недавно он был в числе первых. Прекрасные отметки по
языку. Явные литературные задатки, особенно удивительные в этом возрасте, когда
для его сверстников культура начинается с «ящика» и кончается соседней
киношкой. Я разговаривал с учительницей, у которой он в прошлом году писал
сочинения. За двадцать лет, сказала она, ей не приходилось читать ничего
подобного. Речь шла о контрольном сочинении за четверть – про немецкие концлагеря
во время второй мировой войны. Она впервые тогда поставила пятерку с плюсом.
– Да, – сказал Боуден. – Очень хорошее сочинение.
– Ему, безусловно, даются природоведение, общественные
дисциплины. Скорее всего, Тодд не поразит мир математическим открытием, но и
тут дела у него обстояли вполне прилично… до этого года. До этого года. Вот
так… в двух словах.
– Да.
– Мне КРАЙНЕ неприятно, мистер Боуден, что Тодд так резко
покатил вниз. Что касается летней школы… что ж, я обещал говорить начистоту.
Таким, как Тодд, она может принести больше вреда, чем пользы. Младшие классы в
летней школе – это зверинец. Все виды обезьян, гиены, хохочущие с утра до
вечера, ну и, для полного комплекта, несколько дятлов. Я думаю, не самая
подходящая компания для вашего внука.
