– Еще бы.
– Вот мы и вернулись к тому, с чего начали. Почему бы
мистеру и миссис Боуден не обратиться в службу доверия? Разумеется, никто
ничего не узнает. Там директором Гарри Акерман, мой старый друг. Только не
надо, чтобы эту идею им подал Тодд. Я думаю, предложение должно исходить от
вас. – Эдвард Фрэнч широко улыбнулся. – Кто знает, может быть, к июню все
постепенно войдет в колею. Всякое бывает.
Мистера Боудена явно встревожил такой поворот.
– Предложить я, конечно, могу, но, боюсь, они мальчику это
потом припомнят. Положение сейчас весьма шаткое. Возможен любой исход. А
мальчик… он мне обещал всерьез налечь на предметы. Он сильно напуган плохим
табелем. – Боуден как-то криво усмехнулся, и эта усмешка была Эдварду Фрэнчу
непонятна. – Сильнее, чем вы думаете.
– Но…
– И мне они потом припомнят, – продолжал Боуден, не давая
ему опомниться. – Еще как припомнят. Моника давно считает, что я сую свой нос
куда не следует. Неужели бы я совал, посудите сами, когда бы не такая ситуация.
Лучше всего, я думаю, оставить все как есть… до поры до времени.
– У меня в этих вопросах большой опыт, – сказал Фрэнч, кладя
руки на папку с личным делом Тодда и глядя на Боудена более чем серьезно. –
По-моему, им не обойтись без квалифицированного совета. Как вы понимаете, их
семейные проблемы интересуют меня постольку, поскольку это влияет на
успеваемость Тодда. А сейчас влияние налицо.
– А что если я выдвину контрпредложение? – сказал Боуден. –
Если не ошибаюсь, у вас существует система оповещения родителей о плохих
оценках их ребенка?
– Да, – осторожно подтвердил Калоша Эд. – Карточки,
подытоживающие прогресс неуспевающих. Сами ребята их называют завальными
карточками. Такая карточка дается в том случае, когда по какому-то предмету
итоговая оценка – два Либо единица.
– Прекрасно, – сказал Боуден. – А теперь мое предложение:
если мальчик получит одну такую карточку… хотя бы одну, – он поднял вверх
скрюченный палец, – я выйду с вашим предложением. Более того. Если мальчик
получит такую завальную карточку в апреле…
– Вообще-то, мы их даем в мае.
– … в этом случае я гарантирую, что они примут ваше
предложение. Их, право же, волнует судьба сына, мистер Фрэнч. Но в настоящий
момент они так увязли в собственных делах, что… – Он только рукой махнул.
– Понимаю.
– Давайте же дадим им срок во всем разобраться. Пусть сами
вытащат себя из болота… это будет по-нашему, по-американски, не правда ли?
– Пожалуй, – после секундного раздумья сказал Эдвард Фрэнч.
И, посмотрев на стенные часы, которые напомнили ему о предстоящем через пять
минут свидании с очередным родителем, он поспешил добавить: – Что ж,
договорились.
Он и Боуден встали почти одновременно. Пожимая старику руку,
Фрэнч не забыл про его артрит.
– Но должен вас предупредить, мистер Боуден, шансы
наверстать за какой-нибудь месяц то, что было упущено почти за полгода, прямо
скажем, невелики. Тут нужно горы своротить. Так что от данного сегодня обещания
вам все равно не уйти.
– Да? – только и сказал Боуден, сопровождая вопрос
загадочной усмешкой.
В продолжение всего разговора что-то все время смущало
Эдварда Фрэнча, но что именно, он понял только за завтраком, в школьном буфете,
через час с лишним после того, как «лорд Питер» покинул его кабинет, элегантно
зажав под мышкой свой черный зонт.
Калоша Эд беседовал с дедушкой Тодда минут пятнадцать, а то
и двадцать, и, кажется, ни разу за все это время старик не назвал своего внука
по имени.
Через пятнадцать минут после конца занятий Тодд, бросив
велосипед у дома, одним махом взбежал по ступенькам знакомого крыльца. Он отпер
дверь своим ключом и сразу направился в залитую солнцем кухню. Лицо Тодда как
будто тоже озарял свет надежды, но свет этот пробивался сквозь мрак отчаяния.
Он остановился на пороге, с трудом переводя дыхание, в горле ком, живот свело…
а Дюссандер – этот как ни в чем не бывало раскачивался в своем кресле,
потягивая доброе старое виски. Он был все еще в костюме-тройке, разве только
чуть расслабил галстук и расстегнул верхнюю пуговицу сорочки. Его глаза, глаза
ящерицы, смотрели на мальчика, ничего не выражая.
– Ну? – наконец выдавил из себя Тодд.
Дюссандер не спешил удовлетворить его любопытство, и эти
секунды казались Тодду вечностью. Но вот старик поставил кружку и сказал:
– Этот болван всему поверил.
У Тодда вырвался вздох облегчения. А Дюссандер уже
продолжал:
– Он предложил, чтобы твои родители походили на консультации
в службу доверия. Он, собственно, настаивал на этом.
– Ну, знаете!.. А вы… вы что… что вы ему?
– Все решали секунды, – сказал Дюссандер. – Но я вроде той
девочки из сказки, которая, чем серьезней момент, тем смелее на выдумки. Я
пообещал вашему Фрэнчу, что, если в мае ты получишь хоть одну завальную
карточку, твои родители непременно воспользуются его предложением.
Кровь отхлынула от лица Тодда.
– Да вы что! – вырвалось у него. – Да я УЖЕ схватил две пары
по алгебре и одну по истории! – У него выступил пот на лбу. – Сегодня писали
контрольную по французскому… тоже будет пара, и думать нечего. Весь урок думал,
как вы там с Калошей Эдом… обработаете его, не обработаете… Обработали,
называется! – воскликнул он горько. – Ни одной завальной карточки! Да я
нахватаю их штук пять или шесть!
– Это максимум, что я мог сделать, не вызвав подозрений, –
заметил Дюссандер. – Ваш Фрэнч хоть и болван, но свое возьмет. Если ты не
возьмешь свое.
– Чего-чего? – Тодд, с перекошенным от злобы лицом, готов
был наброситься на старика.
– Будешь работать. Эти четыре недели ты будешь работать как
зверь. В понедельник ты пойдешь ко всем учителям и извинишься за
наплевательское отношение к их предметам. А еще…
– Это не поможет, – перебил его Тодд. – Вы не врубились. По
природоведению и истории они ушли, считай, недель на пять. По алгебре – вообще
на десять.
– И тем не менее. – Дюссандер подлил себе виски.
– Смотрите, какой умник выискался! – заорал на него Тодд. –
Нашли кому приказывать. Не то времечко, понятно?! – Он вдруг перешел на
издевательский шепот. – Самое страшное оружие теперь у вас – морилка для крыс…
вы, дерьмо засохшее, сморчок вонючий!
– Вот что я тебе скажу, сопляк, – тихо произнес Дюссандер.
Тодд дернулся ему навстречу.
– До сегодняшнего дня, – продолжал тот, отчеканивая каждое
слово, – у тебя еще была возможность, весьма призрачная возможность выдать
меня, а самому остаться чистым. Хотя при таких нервишках вряд ли бы ты
справился с этой задачей, но допустим. Теоретически это было возможно. Но
сейчас все изменилось. Сегодня я выступил в роли твоего дедушки, некоего
Виктора Боудена. Любому человеку понятно, что это было сделано – как в подобных
случаях выражаются? – с твоего попущения. Если сейчас все выплывет наружу, тебе
не отмыться. Крыть будет нечем. Сегодня я постарался отрезать тебе пути к
отступлению.
