– Ты бы лучше отправился с нами навестить дядю Пита и
тетушку Энн, – продолжает ворчать отец, что, однако, не мешает ему в два счета
проглотить сосиски. – Ты стал словно чужой, Эдди, и мне это не нравится. Ты тут
живешь, мы тебя кормим – изволь вести себя как член семьи.
– Живу тут, – бормочет Чико, – кормите меня…
Сэм быстро поднял на него глаза. Во взгляде его мелькнула
затаенная боль, тут же сменившаяся гневом. Когда он снова открывает рот, Чико
замечает, что зубы у него желтые от горчицы.
– Попридержи язык, сопляк! – рявкает на него отец. – Слишком
разговорчивый стал…
Пожав плечами, Чико режет ломоть хлеба от батона, лежащего
на подносе возле отца, и наматывает его кетчупом.
– Через три месяца я от вас уеду, – говорит он. – Я
намереваюсь починить машину Джонни и свалить отсюда в Калифорнию. Может, найду
там работу.
– Великолепная мысль! Долго ее рожал? – Сэм Мэй был крупным,
чуть нескладным мужчиной, но у Чико сложилось впечатление, что после женитьбы
на Вирджинии и особенно гибели Джонни он стал как-то усыхать. – На этой
развалюхе ты не доберешься и до Касл-Рока, не говоря уже о Калифорнии.
– Ты так считаешь? А не пойти ли тебе к едрене фене,
папочка?
Отец замер с открытым ртом, затем схватил со стола баночку с
горчицей и швырнул ее в Чико, попав прямо в грудь. Горчица растеклась по
свитеру.
– Ну-ка, повтори, что ты там вякнул! – взревел он. – Я тебя,
сопляк, сейчас по стенке размажу!
Чико поднял баночку, задумчиво посмотрел на нее и внезапно
швырнул назад в отца. Тот медленно поднялся со стула. Физиономия его приобрела
кирпичный оттенок, на лбу резко запульсировала жилка. Он сделал неловкое
движение, задел поднос и опрокинул его на пол вместе с тарелкой жареной фасоли
в соусе. Малыш Билли с расширенными от ужаса глазами и дрожащими губами
отступил к кухонной двери, готовый броситься вон из комнаты. По телевизору Карл
Стормер и его ребята из группы «Кантри Баккаруз» исполняли суперхит сезона –
«Длинную черную вуаль».
– Вот она, благодарность, – запыхтел отец, как будто из него
вдруг выпустили пар. – Растишь их, заботишься о них и вот что получаешь…
Одной рукой он ухватился за спинку стула, словно боясь
потерять равновесие. В другой он судорожно сжал сосиску, похожую на фаллос.
Внезапно отец сотворил такое, что Чико глазам своим не поверил: он впился
зубами в сосиску и принялся ее быстро-быстро жевать. Одновременно из глаз его
брызнули слезы.
– Эх, сынок, сынок… – дожевав сосиску, простонал отец. –
Так-то ты мне платишь за все, что я для вас делаю…
– А что ты для нас сделал? Привел в дом эту стерву?! –
взорвался Чико, однако сумел вовремя остановиться и проглотить остаток фразы:
«Если б ты этого не сделал, Джонни был бы жив!»
– Это тебя не касается! – ревел Сэм Мэй сквозь слезы. – Это
мое дело! – Разве? – Чико тоже сорвался на крик – Только твое? А нам с Билли не
приходится жить с ней?! Наблюдать, как она мучает тебя? А ведь тебе даже
невдомек, что…
– Что? – Отец вдруг понизил голос, в нем зазвучала
неприкрытая угроза. – Говори уж все до конца. Так что мне невдомек, а?
– Так, неважно…
То, что он едва не проболтался, привело Чико в ужас.
– Тогда лучше заткнись, Чико, или я вышибу из тебя мозги. –
То, что отец назвал его по прозвищу, означало крайнюю степень бешенства. – Ты
понял меня?
Обернувшись, Чико увидел Вирджинию. Судя по всему, она все
слышала с самого начала и теперь молча смотрела на Чико своими большими, карими
глазами. Глаза у нее, в отличие от всего остального, были действительно
прекрасны… Внезапно Чико ощутил новый прилив ненависти.
– Хорошо же, я договорю до конца, – прошипел он и тут же
сорвался на крик: – Ты, папочка, рогами весь порос и великолепно это знаешь, но
поделать ничего не можешь!
Для Билли это было уже слишком: малыш уронил свою тарелку на
пол и, тоненько взвыв, закрыл ладонями лицо. Фасолевый соус растекся по ковру,
запачкав его новенькие туфельки.
Сэм шагнул к Чико и вдруг остановился под взглядом Чико,
который словно говорил: «Ну же, давай, смелей! Ведь к этому все шло уже давно!»
Так они и стояли друг против друга в полной тишине, которую
нарушил низкий, чуть с хрипотцой голос Вирджинии, поразительно спокойный, как и
ее огромные карие глаза:
– У тебя была здесь девушка, Эд? Ты же знаешь, как мы с
отцом относимся к подобным вещам. – И после паузы: – Она забыла носовой платок…
Чико уставился на нее, не в силах выразить словами, как он
ее ненавидит, какая же она дрянь, грязная сука, сумевшая выбрать момент, чтобы
вонзить ему кинжал в спину, зная, что защититься он не сможет.
«Ну, что же ты замолк, ублюдок? – говорили ее спокойные,
карие глаза. – Тебе же известно, что было между нами незадолго до его гибели.
Что, Чико, слабо рассказать отцу? Как же, так он тебе и поверил… А если и
поверит, ты же понимаешь, что он этого не переживет».
Сэм, услыхав слова Вирджинии, ринулся на Чико словно бык на
красную тряпку:
– Ты что, засранец, трахался в моем доме?!
– Сэм, что за выражения, – проговорила укоризненно
Вирджиния.
– Поэтому ты и отказался поехать с нами?! Чтобы тут потра…
Чтобы вы…
– Ну, давай же, продолжай! – крикнул Чико, чувствуя, что
вот-вот разрыдается. – Ты что, ее стесняешься?! Да она и не такое слыхала и
видала! Давай же, договаривай!
– Убирайся, – глухо проговорил отец. – Пошел отсюда вон, и
не возвращайся, пока не надумаешь попросить прощения у матери и у меня.
– Не смей! – взвизгнул Чико. – Не смей звать эту суку моей
матерью! Убью!
– Прекрати, Эдди! – раздался вдруг тонкий вскрик Билли.
Ладони все еще закрывали его лицо. – Перестань орать на папочку! Ну,
пожалуйста, прекрати же!
Вирджиния стояла в дверном проеме без движения, вперив
уверенный, невозмутимый взгляд в Чико.
Сэм, отступив, тяжело опустился на стул и уронил голову на
грудь:
– После таких слов, Эдди, я даже смотреть на тебя не хочу.
Ты даже представить себе не можешь, какую мне причинил боль.
– Это она причиняет тебе боль, не я! Ну, почему до тебя
никак не доходит?!
Он молча, не поднимая глаз на Чико, намазал хлеб горчицей и
так же молча его сжевал. Билли рыдал. Карл Стормер и «Кантри Баккаруз» пели по
телевизору «Драндулет мои старенький, но бегает еще дай Бог!»
– Прости его, Сэм, он сам не понимает, что болтает, – мягко
произнесла Вирджиния. – Это все переходный возраст…