– Постойте-ка, ребята, – с некоторым смущением проговорил
Верн. -Никто не знает, во сколько должен тут пройти ближайший поезд?
Все пожали плечами.
– Есть еще мост на шоссе… – предложил я.
– Ты что, очумел? – заорал Тедди. – Он отсюда в пяти милях
по течению, и столько же придется отмахать в обратную сторону…
Так мы на тот берег дотемна не попадем, а здесь мы перейдем
реку минут за десять!
– Ну, а если поезд? – проронил Верн, избегая встречаться
взглядом с Тедди.
– Если бы да кабы… – презрительно сплюнул Тедди и вдруг
проделал трюк: ухватился за одну из шпал и спрыгнул вниз, повиснув в воздухе,
почти касаясь своими кроссовками земли, после чего в одно мгновение взлетел обратно
и отряхнув ладони, насмешливо взглянул на Верна. – Видишь, всего-то и долов,
если поезд вдруг появится, так и сделаем, и все будет о'кей! От одной мысли,
что придется так висеть в пятидесяти футах над поверхностью воды, а над головой
будет в это время мчаться тяжелый состав, быть может, разбрасывая из-под колес
искры в волосы и за шиворот, меня пробрала дрожь.
– А если пройдет поезд вагонов в двести? – Крис покрутил
пальцем у виска. – Ты предлагаешь провисеть вот так минут пять, а может, и все
десять?!
– Что, струсили? – заорал Тедди.
– Да нет, – ухмыльнулся Крис, – что ты распетушился? Просто
лучше предусмотреть любые варианты.
– Ну так валяйте, чешите в обход! – противно загундосил
Тедди. – Так и быть, подожду вас, может, и посплю часок-другой.
– Один поезд уже прошел, – принялся рассуждать я, – а ходят
они в Харлоу не так уж и часто: может, один-два в день. – Я поддел кроссовкой
пучок травы, проросший между шпал. – А вот на дороге между Касл-Роком и
Льюистоном, где движение интенсивное, никакой травы не растет…
– Да-да, вот видите?! – победно вскричал Тедди,
обрадовавшись неожиданной поддержке.
– И тем не менее, всякое может случиться, – вылил я на него
ушат воды.
– Вот именно, – сказал Крис. Глаза его внезапно заблестели,
смотрел он только на меня. – Ну, что, Лашанс, рискнем?
– Рискнем, пожалуй.
– О'кей, – заключил Крис, оглядывая Тедди и Верна. – Может,
кто-нибудь откажется?
– НЕТ! – заорал Тедди, довольный.
Откашлявшись, Верн тоже выдавил из себя «нет», но его улыбка
выглядела при этом довольно жалко.
– О'кей, – повторил Крис, однако все мы, даже Тедди,
продолжали колебаться, меряя взглядом железнодорожную колею. Опустившись на
колени, я пощупал рельс и тут же отдернул руку, таким он был горячим. Все же я
выяснил, что хотел: рельс не дрожал, значит, поезда поблизости не было.
– О'кей, – повторил я вслед за Крисом, но как только я это
произнес, в желудке у меня возникло довольно неприятное ощущение, а сердце
вдруг заколотилось.
Крис двинулся по рельсам первым, за ним Тедди, еще дальше
Верн, а мне выпала роль замыкающего. Ступать приходилось по шпалам, а значит,
нужно было постоянно смотреть под ноги: расплатой за один неверный шаг могла
быть сломанная щиколотка – в лучшем случае. Смотреть же вниз, находясь на такой
высоте, сами понимаете, не здорово…
Насыпь осталась позади, и с каждым следующим шагом во мне
укреплялось чувство, что мы совершаем самоубийственную глупость. Прибрежные
камни внизу сменились водой. Крис с Тедди уже почти достигли середины, чуть
позади них осторожно двигался Верн, пристально глядя под ноги и на всякий
случай балансируя руками. Я оглянулся. Все, тот берег был уже слишком далеко.
Оставался один путь – вперед, и не только из-за поезда. Повернув назад, я
прослыл бы трусом на всю оставшуюся жизнь.
Ну, ладно, вперед так вперед… От неотрывного взгляда на
бесконечную череду шпал и сверкающую в промежутках между ними воду меня слегка
затошнило. С каждым новым шагом у меня возникало ощущение, что вот сейчас нога
провалится в пустоту, хоть я и был уверен, что ступаю правильно. Вообще все
чувства вдруг необычайно обострились. В голове заиграл какой-то полоумный
оркестр, сердце колотилось, кровь стучала в ушах, суставы и сухожилия
поскрипывали, а обертоном к этой какофонии служил плеск воды в реке, стрекот
цикад и отдаленный собачий лай. Наверное, это Чоппер брешет, подумалось мне.
От напряжения мышцы ног подрагивали. Не лучше ли (а может,
даже и быстрее) продолжить путь на четвереньках? Хотя, ясное дело, ни я, ни
кто-то другой из нас не отважился бы на это: «рожденный ползать летать не
может» было одним из основных принципов «Евангелия от Голливуда». С пеленок мы
усвоили, что настоящие мужчины несгибаемы в прямом и переносном смысле, что
суставы с сухожилиями могут скрипеть лить из-за притока адреналина в кровь, а
мускулы подрагивают по той же причине. Что ж, так тому и быть.
Тошнота тем временем усиливалась. Чтобы с ней справиться,
мне пришлось остановиться на середине моста и некоторое время смотреть только
вверх, в пронзительно синее небо, но даже тогда шпалы не сразу перестали мелькать
перед глазами. Я взглянул вперед: Крис с Тедди уж почти добрались до конца
моста, а вот с Верном происходило что-то неладное. Теперь он находился лишь
чуть впереди меня и двигался крайне медленно.
Я написал семь книг о различных парапсихологических явлениях:
людях, способных читать мысли, наделенных даром предвидения и тому подобных
вещах, но сам я испытал нечто вроде озарения единственный раз в жизни. Это
произошло именно в тот момент, на середине моста через Касл-ривер. Как будто
что-то подтолкнуло меня, заставив опуститься на корточки и пощупать рельс.
Ощущение было таким, словно я схватил извивающуюся железную змею: рельс словно
ходуном ходил.
Вам, конечно, знакома фраза «внутри у него все похолодело»?
Выражение более чем избитое, ведь так? Однако лично я просто не в состоянии
как-то по-другому передать то, что мне довелось в тот момент испытать. Позднее
чувство страха, и довольно сильное, мне приходилось испытывать неоднократно, но
никогда я не был в таком ужасе, как в ту минуту, когда рельс трепыхался у меня
в руке. Все, что находится у меня ниже горла, превратилось в ледяную глыбу, по
ноге побежала струйка мочи, нижняя челюсть отвисла, язык прилип к небу, но хуже
всего то, что меня словно парализовало. Ни один мускул меня не слушался, руки и
ноги напрочь отказались двигаться. Это училось лишь какое-то мгновение, но мне
показалось, что прошла вечность.
Вслед за этим мозг мой будто электрошок пронзил, обострив
все чувства до предела. Я услыхал шум летящего где-то самолета и даже успел
подумать, как было бы замечательно оказаться там, на борту, сидя в мягком
кресле у иллюминатора с бутылкой «кока-колы» и разглядывая блестящую,
извилистую ленту незнакомой мне реки. Я видел каждую щепочку, каждое волоконце
шпалы, на которую присел, а в уголке глаза поблескивал рельс, за который я все
держался. Я отдернул руку – ладонь продолжала вибрировать, как будто тысячи
мелких иголок пронзили одновременно нервные окончания. Слюна во рту приобрела
вкус свернувшегося молока и стала какой-то наэлектризованной. Но самое ужасное
то, что я не слышал приближающегося поезда, поэтому не мог понять, откуда он
появится – сзади или спереди, и на каком он расстоянии. Это был
поезд-невидимка, единственным признаком которого оказался дрожащий рельс. Перед
глазами промелькнула жуткая картина: растерзанное тело Рея Брауэра, сброшенное
в придорожную канаву. И нас ждет то же самое, по крайней мере меня с Верном, а
может, и меня лишь одного. Мы сами заказали себе похороны.
