И тем не менее, дела его шли в гору. Я тоже не блистал: по
успеваемости в классе был седьмым, а Крыс поднялся до девятнадцатого места, но
нас обоих приняли в университет штата Мэн, только я получил место в кампусе
Ороно, а Крис – в Портленде. Представляете, он пошел на юридический, туда, где
вообще сплошная латынь! Ни я, ни он практически не общались с девочками, не
назначали свиданий. Очевидно, большинство наших знакомых, включая и Тедди с
Верном, считали нас гомиками, однако наши с Крисом отношения были, по-моему,
гораздо ближе. Нас тянуло друг к другу, словно магнитом. Что касается Криса,
причину этого, по-моему, объяснять не надо, со мною же все было несколько
сложнее. Его жгучее желание вырваться из Касл-Рока, из болота, что его
затягивало, стало для меня частицей моего собственного «я», причем лучшей
частицей. Я просто-напросто не мог оставить Криса в этом болоте, иначе вместе с
ним в нем бы погибла вот эта самая, лучшая часть моего естества.
Шел к концу 1971 год. Крис вышел из общежития перекусить в
гриль-баре. В очереди, прямо перед ним, стояли двое, между ними вспыхнула ссора
по поводу того, который из них первый. Один из них вытащил нож. Крис, этот
вечный миротворец, стал их разнимать и получил удар в горло. Умер он
практически моментально. Позднее выяснилось, что его убийца имел четыре
судимости и лишь за неделю до того был освобожден из тюрьмы по истечении срока
заключения.
Я прочел об этом в газетах. Крис к тому времени только что
поступил в аспирантуру, я же преподавал английский в средней школе, был уже в
течение полутора лет женат, супруга вскоре должна была родить, и я тоже пытался
родить свою первую книгу. Когда мне на глаза попался заголовок «Аспирант убит
кинжалом в ресторане Портленда», я сказал жене, что сбегаю ей за молочным
коктейлем, а сам сел в машину, выехал на окраину города, припарковался и
проплакал навзрыд, наверное, с полчаса. Я очень люблю свою жену, но рыдать при
ней, конечно, было невозможно. Уж слишком это дело интимное…
Глава 34
Теперь, наверное, нужно сказать немного о себе.
Как вы уже знаете, я стал писателем. Многие критики считают,
что все мои писания – дерьмо, и иногда мне кажется, что они правы, однако мне
все же доставляет удовольствие вписывать «свободный литератор» в графу «род
занятий» многочисленных анкет, который приходится заполнять, скажем, при
получении кредита в банке или в конторе медицинского страхования.
Как это началось? Вполне обычная история: моя первая книга
неплохо разошлась, по ней сняли фильм, который неожиданно стал суперхитом, к
тому же получил неплохие отзывы критики. Тогда мне было только двадцать шесть.
Затем последовала вторая книга и фильм по ней, потом третья и еще один фильм.
Маразм, короче… В то же время жена вполне довольна моими успехами, у нас свой
дом и трое детишек, все они – отличные ребята, в общем, я могу считать, что
жизнь удалась и что, пожалуй, у меня есть все для счастья.
С другой стороны, как мне уже приходилось отмечать,
писательский труд перестал мне приносить прежнюю радость. Эти бесконечный
звонки, визиты… Иногда у меня жутко болит голова, и тогда приходится запираться
в темной комнате, ложиться ничком и ждать, пока боль стихнет. Врачи утверждают,
что это не классическая мигрень, а результат постоянного стресса, и уговаривают
меня сменить образ жизни, работать менее напряженно, и все такое прочее. Какая
глупость… Как будто это от меня зависит. Впрочем, время от времени я сам за
себя беспокоюсь, но, что гораздо хуже, начинаю сомневаться, а нужно ли
кому-нибудь то, что я делаю.
Забавно, но я не так давно вновь повстречался с «Тузом»
Меррилом. Вот ведь как вышло: друзья мои мертвы, а «Туз» жив-здоров. Я видел,
как он отъезжал с фабричной стоянки по окончании трехчасовой смены, когда в
последний раз мы с ребятами навещали дедушку, то есть моего старика.
У него и сейчас был «форд», только не 1952-го, а 1977 года,
с наклейкой «Рейган/Буш-1980» на заднем бампере. Он сильно располнел и полысел,
его некогда красивое, с тонкими чертами лицо превратилось в упитанную харю. Он
равнодушно скользнул по мне взглядом, не узнавая в тридцатидвухлетнем мужчине
мальчишку, которому когда-то сломал нос.
Я решил понаблюдать за ним. «Форд» подкатил к замусоренной
стоянке рядом с «Похмельным тигром», Меррил вылез из машины и, подтягивая на
ходу брюки, заковылял к бару. Дальнейшее я мог вполне себе представить: вот он
открывает дверь и под приветственные крики остальных завсегдатаев, усаживается
на табурет, который протирает ежедневно, кроме воскресений, по меньшей мере
часа по три кряду с тех пор, как ему исполнился двадцать один год, вот залпом
выпивает первую кружку…
«Так вот ты каким стал, „Туз“, – подумал я, трогаясь с
места.
Слева, за фабрикой, виднелась Касл-ривер, не такая широкая,
как тогда, но и не такая грязная. Железнодорожного моста уже не было, а река
осталась. Как и я сам.
Зимняя сказка
«Метод дыхания»
I
Клуб
Возможно, в этот снежный и ветреный вечер 23 декабря 197… года
я оделся чуть быстрее, чем обычно. Я подозреваю также, что и другие члены клуба
сделали то же самое. В ненастные вечера в Нью-Йорке очень трудно поймать такси,
и я заказал машину по телефону. Я сделал заказ в пять тридцать на восемь часов,
и моя жена удивленно подняла брови, но ничего не сказала. Без четверти восемь я
уже стоял под козырьком подъезда нашего дома на 58 Ист-Стрит, где мы жили с
Эллен с 1946 года. В пять минут десятого такси еще не было, и я поймал себя на
том, что в нетерпении мечусь вверх-вниз по ступенькам.
Машина приехала в десять минут девятого. Я влез в такси,
довольный, что наконец укрылся от ветра, но в то же время злясь на водителя,
как, по-видимому, он того заслуживал. Этот ветер, пришедший вчера вместе с
фронтом холодного воздуха из Канады, свистел и завывал вокруг машины, заглушая
шум водительского радио и раскачивал антенну. Большинство магазинов было еще
открыто, однако на тротуарах почти не было видно запоздалых покупателей. Те же,
кто решился выбраться из дома, выглядели как-то неуютно или даже болезненно.
Весь день непогодилось, и теперь снова повалил снег –
сначала тонкой занавесой, а затем плотными вихревыми потоками, кружившимися
впереди нас. Возвратясь домой сегодня, я наверняка буду вспоминать об этом
сочетании снега, такси и Нью-Йорка с еще большим чувством дискомфорта. Впрочем,
никто не знает заранее, что будет потом.
На углу Второй и Сороковой улицы большой рождественский
колокольчик из фольги пролетел над перекрестком словно привидение.
«Жуткий вечер, – сказал водитель. – Завтра в морге окажется
еще пара десятков трупов. Алкашей да несколько грязных шлюх».
«Вполне возможно».
Таксист задумался. «Ну что ж, это даже к лучшему, – сказал
он наконец. – Меньше расходов на пособия, разве нет?»
