– Но ведь она не делает ничего дурного, – сказала Румер. – Хотя я не уверена, что она сумеет вовремя остановиться.
– Она хорошенькая, – сказал Зеб. – Это уж точно. – Было ли Румер неприятно услышать от него такое?
Сейчас Зеб не мог сказать наверняка. Он помнил, как она наклонила голову, словно обдумывая его слова, а потом согласно кивнула: «Она красавица».
Так оно и было. Даже теперь красота его бывшей жены оставалась неоспоримым фактом. И тогда сестры разительно отличались друг от друга. Румер – худощавая, подвижная как ртуть, маленького роста, веснушки на носу, волосы прямые, соломенного цвета. Элизабет же – высокая роскошная девица, длинные ноги, грудь, бедра – всё при ней.
Но дело в том, что Зебу никто на свете был не нужен, кроме Румер. Ее чудесная простота, открытость, распахнутые навстречу миру глаза, доброта, ни грамма притворства. В Элизабет же всегда всего было слишком чересчур. Слишком громогласная, чересчур сексапильная, амбициозная гордячка. И неистовая. Но стоило ей возжелать кого-то, она включала свое обаяние на полную катушку, и после этого никто не мог устоять перед ней. Когда настал его черед, Зеб даже и не попытался противостоять такому откровенному напору. Она нравилась его отцу – Зеб в этом ни капли не сомневался, и он еще подростком понимал, почему его мать относилась к Элизабет довольно холодно. Возможно, тут не обошлось и без фрейдистских штучек – он решил перещеголять отца и отбить Элизабет у Мэйхью-старшего. И вот что тогда получилось: Зеб предал свою первую любовь и женился на сестре Румер.
И вот, стоя во дворе меж домов, где прошло их детство, он вспоминал события тех далеких дней. Двадцать лет назад… Они с Румер хотели сблизиться. Они встречались тайком ото всех, и их тела робко наверстывали то, что и так знали их сердца: они были страстно влюблены друг в друга.
В разлуке, учась зимою в разных колледжах, они ужасно тосковали друг по дружке, просто с ума сходили, и Зеб твердо решил во что бы то ни стало весною, на каникулах, овладеть своей подружкой. Для этого он разработал грандиозный план.
Весеннее равноденствие, начало марта. Столько всего интересного на природе: стаи перелетных птиц, волчья стопа и триллиум, проснувшиеся после спячки змеи, яркие созвездия. Он разбил свою палатку в низине за Индейской Могилой, в самом укромном местечке на Мысе Хаббарда. Тут их никто бы не потревожил. Они останутся наедине, у них будет полно времени, и на заре новой весны они станут любить друг друга по-настоящему.
Он просчитал каждую мелочь: звонок в ее общежитие, она приезжает домой, потом записка в шкафчике у «Фолейс» объясняет ей, где и когда. Но она так и не пришла. Маясь от скуки, Зеб ждал в палатке у Могилы, выслушивая дразнящее кваканье болотных лягушек. Возможно, она оказалась не готова. Может быть, он поторопил ее. Но он чувствовал себя оскорбленным и сомневался, что сумеет пережить такую обиду.
Но если б Румер откликнулась на его зов, отдалась бы она ему? И ждало ли их счастливое будущее? Зеб не был бабником, хотя Румер, наверное, думала иначе. До развода Элизабет была его единственной женщиной. И его судьбу предопределила первая же их ночь: он был ослеплен собственной глупостью и похотью. Он оказался в постели с Элизабет Ларкин, и этого уже было не исправить.
Теперь, пока он стоял на своем бывшем дворе, память без спросу напомнила ему о том, как все произошло. Как он пал жертвой Элизабет. Когда через несколько недель Элизабет пригласила его и свою сестру на первый спектакль, «Ромео и Джульетта», Румер приехала в Нью-Йорк. Зеб, негодуя из-за провала своего «грандиозного плана», вел себя так надменно, что она, смеясь, сказала ему, что возвращается в Хартфорд. «Там на меня, по крайней мере, никто не злится без причины», – съязвила Румер. И, должно быть, это не укрылось от глаз Элизабет. Потому что, провожая ее домой из театра, Зеб почувствовал, как она взяла его под локоть.
Он подумал о Румер и отдернул руку.
– Что с тобой, Зеб? – спросила Элизабет.
– Ничего, – ответил он. – Но мы с тобой всего лишь друзья.
– Как и вы с Румер?
Зеб промолчал. Но что именно было известно Элизабет? Что, если Румер проболталась ей? Конечно, сестры знали друг друга как облупленных, но Зеб надеялся, что Румер сумеет уберечь их отношения в тайне – даже от Элизабет.
– Я думала, вы с Румер скорее как брат с сестрой, а не… ну ты понял, – сказала Элизабет. – Может быть, в этом причина.
– Что за причина? – спросил он, и его сердце расшалилось не на шутку. Все-таки Румер рассказала ей. Возможно, у нее был миллион предлогов для отказа, а он просто был не в состоянии понять ее. Может быть, она разлюбила его. А вдруг у нее был кто-то еще?
– Причина, что вы никак не можете сойтись. Вам не суждено быть вместе, Зеб. Когда начинаешь с прочной дружбы, очень сложно совершить прыжок к следующей стадии. Она скорее что-то вроде твоей младшей сестры, понимаешь?
– А ты, получается, старше и мудрее?
– Эй! Старше не значит старее. – Она наклонилась и взъерошила ему волосы, ласково коснувшись пальцами его щеки.
– Прости, – ответил он. В горле у него вдруг пересохло, он с трудом сдерживал свое извечное и неодолимое влечение к Элизабет. Тут взгляд его упал на обочину дороги, среди мусора что-то блеснуло. Зеб наклонился, чтобы лучше рассмотреть необычный предмет, и с удивлением обнаружил, что это одна из брошек сестер Ларкин.
– Моя брошка! – воскликнула Элизабет и повисла у него на шее. – Ты нашел ее.
– Ты разве потеряла ее? – спросил он, чувствуя сквозь тонкую ткань рубашки ее упругую грудь.
– Да, – прошептала она. – Только что… Но какая разница? Ты нашел ее. – Дыхание Элизабет было таким теплым, но от него у Зеба мурашки бежали по коже.
– Элизабет, – словно умоляя ее остановиться, произнес он.
– Тяжело, наверное, переживать по младшей сестренке, – она погладила его шею и плечо, когда он отстранился. – Ею она и останется для тебя. Смирись с этим.
Он не ответил. Его чувства к Румер были отнюдь не братскими. Он помнил их объятия, жар ее поцелуя, его дикое желание накинуться на нее, но все это меркло перед вулканом страсти по имени Элизабет. Она была Королевой Мыса. Она разбудила в нем тот основной инстинкт, с которым он боролся на протяжении стольких лет.
– Понимаешь? – проворковала Элизабет, снова взяв его за руку. – Я, конечно, не психиатр, но и мне прекрасно видно, что вы больше подходите друг другу как друзья, а не как любовники. Любовники должны быть незнакомы, а порою даже нарушать запреты. Например, как мы с тобой, Зеб.
– Что? – он чуть не подпрыгнул от испуга, а она томно провела рукой по своей груди, нащупывая куда бы приколоть брошь.
– Запреты, Зеб. Только подумай, что скажут люди… – Он зажмурился, слыша, как кровь пульсировала у него в висках. Ага, запреты. Это просто убьет Румер.
Элизабет запустила руки ему под рубашку, и он поежился, когда она легонько поскребла ногтями его спину. Но, с другой стороны, что он значил для Румер? Долгое ожидание, отчаянные попытки, а она взяла и оставила его в палатке одного, и он снова был обречен ждать неизвестно чего. Видимо, крепкая дружба была для них пределом отношений. Возможно, все к тому и шло, и ему не следовало ловить журавля в небе, когда синица – вот она, в его руках… Но это он, он оказался в ловушке, и Элизабет была вовсе не синицей.
