Остановить это словоизвержение было совершенно невозможно. Румер вспоминала, как Майкл зарывался лицом в гриву Блю, и ей, как никогда прежде, хотелось заключить малютку в свои объятия.
– Я была в ударе, – продолжала Элизабет. – Поверь, я знаю, когда у меня все получается, и это был как раз тот случай… и вот я должна лететь на какие-то сраные Гебриды, чтобы работать с тем же самым режиссером, который теперь относится ко мне так, как будто это я подставила его. Зебу наплевать, Майкл расстроен, – она грязно выругалась. – Ну, и как я могу оставить ребенка в таком состоянии одного с нянькой?
– Майкл хочет приехать сюда, – тихо сказала Румер. – Это правда, Элизабет.
– Чего?
– Он зовет Блю, – объяснила Румер. – Моего коня. Майкл его обожает.
– Блю – это тетушкина коняга? – спросила Элизабет куда-то в сторону, по-видимому, обращаясь к Майклу.
Румер услышала, как малец заверещал: «Як! Бу! Бу!»
– Вот оно что, – уже совершенно другим голосом сказала Элизабет. – Он говорит, что хочет увидеть коня?
– Бу! – взвизгнул на заднем фоне Майкл. Элизабет рассмеялась – несколько вымученно, вспомнила сейчас Румер. Словно тогда ее сестре было совсем не до смеха.
– Ты была первой любовью моего муженька – а теперь вот и мой сын без ума от тебя. А меня никто, никто не любит! – заорала она.
– Не говори так! – резко ответила Румер. Элизабет хмыкнула, и в ее стакане снова звякнул лед. Девять дней спустя, пока Элизабет снималась на фоне шотландской природы, а Зеб безвылазно сидел в Хьюстоне, изучая спутниковые фотографии открытой разработки полезных ископаемых в Западной Виргинии, Румер и Майкл снова были вместе и стали закадычными друзьями.
Румер брала малыша в долгие верховые поездки по сельской местности. Время бежало слишком быстро, и каждая секунда, проведенная в компании с племянником, была для нее бесценна…
Вспоминая все это в машине отца, Румер думала о его словах: «Если я уеду, чтобы исполнить мою мечту, то, может быть, ты останешься и обретешь свою». При мысли о разлуке с ним она расплакалась. Но ей согревало сердце то, что Майкл был здесь, рядом, и Румер размышляла, не окажутся ли ее мечты ближе, чем она предполагала.
Стряхивая с себя кристаллики соли и отгоняя запах лобстеров, Майкл брел по дороге, как вдруг увидел свою тетю Румер, которая спускалась с холма с ящиком саженцев. Она выглядела слегка сбитой с толку, будто только что обнаружила себя в собственном дворе и никак не могла понять, каким же ветром ее туда занесло. Куин отправилась на рынок продавать лобстеров, а дома Майкла дожидался отец.
– Привет, тетя Румер, – сказал Майкл.
– Привет, Майкл.
– Планы на сегодня?
– Да, – она поставила деревянный ящик в кузов своего грузовичка, потом оглянулась на него и, похоже, приняла какое-то решение. – Я хочу отвезти эти петуньи на ферму к моему другу Эдварду и высадить их в его саду. Прокатишься со мной?
– Конечно, – кивнул он, бросив взгляд в сторону коттеджа Винни. Его отец сидел на веранде и смотрел на море. Майкл был готов делать что угодно, лишь бы избежать еще одного вечера безуспешных попыток найти с отцом общий язык. Он забрался в кабину пикапа.
Они ехали вдоль берега, мимо зеленых болот и рыбного рынка. Хотя море было в паре миль отсюда, все здесь было словно пропитано солью. Старые потрепанные кровли, побелевшие обшивочные доски; окислившаяся и позеленевшая медь, изредка мелькавшая на крышах; флюгеры в виде корабликов; морские пейзажи в окнах картинной галереи; белые церкви. Часть садов разрослась далеко за пределы первоначальных границ, и теперь деревья искрились зеленым, белым и голубым, как будто цвета моря перебрались по скалам и хлынули на землю.
– Тут работали родители Куин, – Румер указала на желтый викторианский особняк на главной улице.
Что-то старое и непонятное заворочалось внутри Майкла. Он поглядел на тетку, пытаясь отыскать в памяти те дни, которые когда-то проводил вместе с ней. Воспоминания были приятными, но уж слишком далекими. Она звала Майкла к себе, когда его родители зашивались на работе… Тогда он в сопровождении няньки летел из Калифорнии в Коннектикут, и она везла его домой в точно таком же старом грузовичке.
Румер выбралась за город, проехала вдоль реки, а оттуда – на проселочную дорогу. Зеленые холмы пересекали каменные стены, а возле лавровых зарослей паслись олени. Они доехали до развилки и свернули налево. Грузовичок постепенно сбрасывал скорость и остановился, миновав ворота с надписью «Ферма Писдейл». Перед тем как открыть дверцу, Румер протянула Майклу яблоко. Она заметила его недоуменное выражение и пояснила:
– Оно тебе еще понадобится.
Майкл кивнул, а затем снял для нее с грузовика ящик с растениями. Она оставила цветы у длинной клумбы, тянувшейся вдоль стены белого дома. После этого они прошагали по широкой подъездной дорожке. Под ботинками его тетки хрустел гравий; Майкл же был босиком еще с прогулки на лодке с Куин. Мелкие камушки кололи ему пятки, и он уже хотел сказать тете, что подождет ее в машине, но тут до его ушей донеслось лошадиное ржание.
Там, в поле, стоял гнедой конь. Он приподнял уши и втянул ноздрями воздух. Нежно-желтое сияние растекалось по каменистому полю, над которым летали ласточки и метались стрекозы. Конь нагнул голову, затряс гривой, и у Майкла вдруг подступил к горлу комок.
– Он помнит тебя, – Румер положила ладонь на плечо Майкла.
Юноша прошел по тропинке к белому штакетнику, разломил яблоко на две части и положил одну половинку на ладонь. Конь протрусил через поле и остановился прямо перед Майклом.
– Блю, – прошептал Майкл, когда бархатистый нос коня пощекотал его предплечье. Пока конь жевал яблоко, Майкл гладил его шею и смотрел в темные, загадочные глаза Блю.
– Вы уже очень давно знаете друг друга, – улыбнулась Румер.
– Он до сих пор жив…
– Конечно, жив, – сказала его тетя. – Пусть он и стар, но его ничто не остановит. Ведь так, Блю?
Майкл никак не мог налюбоваться на коня. Странные воспоминания всплыли у него в голове: вот он плачет о лошадке, просит покататься, но его запирают в комнате. Еще тогда он услышал, как мать сказала ему, что это небезопасно и что он может покалечиться. Майкл повернулся к своей тете.
– Почему я не виделся с ним все эти годы? – спросил он.
– Твоя мама тебе не позволяла, – ответила Румер.
– Но почему?
– Потому что… – его тетя запнулась, не зная, как же ему объяснить. По ее лицу Майкл видел, что она пыталась отыскать ответ. Тогда он был всего лишь ребенком, и наверняка существовали такие вещи, о которых она не могла – или не хотела – говорить ему.
– Пожалуйста, скажи мне, – попросил он.
– Я не могу, Майкл, – грустно ответила она. – Она моя сестра и твоя мать…
