– Да, но мы это уже пробовали, разве нет? Принять Зеба в свою семью…
– Вот мы и вернулись к вопросу о полосках, – сказала Матильда. – Может ли тигр их сменить?
– Не знаю. Но даже если так, то сумею ли я простить и забыть?
– Забыть – никогда, – Матильда обняла ее. – Простить – может быть.
Румер кивнула. Она изнывала от желания выбежать на улицу, забраться в машину, примчаться на ферму и оседлать Блю. Эдвард наверняка ждал ее, уже подготовив лошадей к поездке. Она живо представила себе, как он работает в хлеву и заботится о своем стаде. Этой мыслью она хотела укротить свое сердце, отвлечься от переживаний по поводу неведомого ей сюрприза Зеба. Бедный Эдвард, избранный, чтобы спасти ее от чувств, заставлявших ее краснеть и дрожать при одном лишь упоминании о Зебе.
Румер была у себя в офисе, а Сикстус куда-то уехал на целый день. Зеб стоял во дворе, думая, будет ли видна его работа в лунном свете. Он взял катушку и стал медленно раскручивать ее, перелезая с ветки на ветку старого дуба, росшего меж их дворами, – первого дерева, на которое когда-то девчонкой вскарабкалась Румер. Услышав звук шагов по каменным ступенькам, он посмотрел вниз. То была Винни.
– Меня поймали с поличным, – усмехнулся Зеб.
– Да, а разве нет? Средь бела дня сидит на дереве во дворе Румер… что ж, теперь с тебя причитается, – откашлявшись, сказала Винни.
– Что?
– Ты должен поболтать со мной. Поэтому… бросай свои дела и повесели старушку.
Рассмеявшись, Зеб спустился вниз. Какой бы старой ни была Винни, он знал, что она проживет еще лет сто. Она протянула ему руку, он поцеловал ее, а потом взял в свою ладонь и крепко держал, пока они стояли на участке промеж двора Румер и его старого коттеджа.
– Ты прекрасна, – сказал он. – И молода, как никогда.
– Дорогой, мне уж не петь ни в Метрополитен-опере, ни в парке Бушнелл. Миновали деньки продюсеров Моше Паранова и доктора Наги, моих любимейших друзей. Они столько сделали, чтобы познакомить Хартфорд с оперой. Прежде Коннектикут в этом смысле был полнейшим захолустьем. Они наняли меня, и ох – теперь мне так грустно. И осталась я одна…
– Но ты все еще с нами, Винни, – Зеб расчувствовался при виде слез, стекавших по ее морщинистым щекам. Он обнял ее за хрупкие плечи. – Я понимаю тебя.
– Правда? – Он кивнул.
– Жить, имея замечательные отношения с людьми, которыми ты дорожишь, а потом взять и потерять все это…
– Наши судьбы до странного похожи, – промокнув глаза кружевным платочком, сказала Винни. – Мы оба познали вкус славы. Знаешь, а ведь я переживала за тебя.
– Почему?
– Потому что ты зачем-то взял и спустился на бренную землю после десяти лет головокружительных полетов к звездам.
– Да, – он еще крепче сжал певицу в объятиях. – Так оно и есть.
– Я и сама взлетала к звездам, – вздохнула она. – Со сцены Нью-Йорка, Милана, Венеции… даже Хартфорда… Это было такое невероятное ощущение…
– Тебе было нелегко… сменить свой род деятельности? – аккуратно подбирая слова, спросил Зеб.
– Ох, какой ты у нас обходительный, – рассмеялась Винни. – Ты о том, когда мой голос перестал привлекать полные залы народу и мне пришлось преподавать?
Зеб поглядел в небо, где на фоне синевы ему подмигивали яркие искорки звездных алмазов.
– Тебе, наверное, тяжело будет работать в лаборатории? – спросила она. – И изучать полеты, вместо того чтоб летать самому?
– Да, – признался он, и у него засосало под ложечкой. – Будет тяжело.
– Может быть, ты расскажешь кому-то из нас о том, что случилось с тобой там, наверху.
– Когда-нибудь, – кивнул он, рассматривая созвездия. – Может быть, когда-нибудь.
– Жизнь продолжается, Зеб. Я могла бы впасть в уныние и сожалеть по поводу битком набитых залов оперных театров, но вот она я, твердо стою на земле, здесь, на Мысе Хаббарда.
– Где все тебя любят, – улыбнулся Зеб.
– То же годится и для тебя. Уныние – один из смертных грехов, знаешь? Тебе не стоит впадать в отчаяние. Тебя здесь тоже все помнят и любят.
– Ну, не все… – возразил Зеб.
– А, Румер? Наш дорогой доктор Ларкин…
– По-моему, она хочет, чтоб у меня в заднице появилась ракета и чтоб я улетел на ней туда, откуда вылез.
– Ха, но ты ведь вылез с Мыса Хаббарда, – усмехнулась Винни.
– Я про Калифорнию, – уточнил Зеб. – Там у меня лаборатория.
– Но у тебя, похоже, еще остались дела здесь. Дети рассказали мне о том, как вы с Румер спасали поморника. Теперь, наблюдая за тем, как они рыбачат в бухточке перед моим домом, я думаю о моем дорогом друге Зебулоне Мэйхью и его новоприобретенном даре исцеления.
– Спасибо, Винни.
– И к тому же очевидно, – она потрогала катушку в левой руке Зеба и с улыбкой посмотрела ему в глаза, – что твои дела здесь необходимо закончить.
– Это просто глупость, ничего больше, – Зеб смутился. Винни покачала головой.
– Нет, дорогой. Все великие оперы посвящены обреченной любви. Упущенным возможностям, ужасным болезням, разбитым сердцам, предательствам… Уж кому, как не мне, знать об этом, ведь я пела их все.
– Может, поделишься советом?
– О чем речь! – сверкнув глазами, ответила Винни.
– Слушаю тебя.
– В операх величайшие истории любви заканчиваются трагедией. Но для Мыса Хаббарда такой финал вовсе не обязателен. Твоя любовь началась в Акте первом, в годы твоего детства. Акт второй – это та глупость, которую ты натворил с Элизабет. Но он уже закончился.
– И сейчас…
– Сейчас лето, Акт третий, – Вини ласково погладила его руку, а потом деревянную катушку.
– Что я должен делать? – Зеб и впрямь желал это знать, нуждаясь в порции мудрости старой женщины, так долго любившей его и Румер. Он убеждал себя в том, что ему нужно лишь прощение, но, обнимая Румер после спасения поморника, понял, что хотел гораздо большего. Он ждал, что скажет Винни.
– Мальчик мой, – тихо сказала она, одарив его серьезным взором своих зеленых глаз, – ты ни в коем случае не должен отступать. Она все еще любит тебя – но боится в этом признаться. Не поддавайся на ее уговоры. А ты не бойся…
– Чего не бояться? – перебил Зеб.
– Одного или пары красивых жестов, – Винни похлопала по катушке и чмокнула его в щеку. – А теперь мне надо успеть встретить двух учеников по вокалу. Пока.
– Спасибо, Винни.
Посмотрев ей вслед, Зеб задрал голову кверху и увидел кружившего в небе поморника. Он парил в воздухе, расправив крылья на ветру. Это казалось так легко просто рассекай себе просторы, лениво разглядывая пляж и море. Но Зеб знал, что птица охотилась, сражалась за свое место под солнцем наперекор всем опасностям, подстерегавшим ее этим чудесным днем.
