– Мы ведь не готовили привороты для Мартина, правда, мамочка? – плакала Кайли, уткнувшись в Мэй.
Тобин стояла рядом и молчала.
– Нет, милая, не готовили.
– Он все равно женился бы на тебе, правда ведь?
– Так он говорит, – ответила Мэй.
– А что такое – «блюдо»?
– Ну, – Мэй недоумевающе улыбнулась, – такая большая, большая тарелка, иногда плоская. На свадьбах на нее выкладывают сладости.
– Но так нельзя назвать человека? Обо мне, можно так сказать?
– Я не знаю, – ответила Мэй, чувствуя, как начинает холодеть. – Что они говорили?
– Что у меня нет настоящего отца. – Губы Кайли снова задрожали, и Мэй услышала, как Тобин глубоко вздохнула. – И Мартин нам нужен из-за его денег.
– Кто сказал тебе это?
– Большой мальчик, Джозеф Ньютон. Он из пятого класса, и он сказал, что это его папа так сказал ему.
– О, это неправда, Кайли. Совсем неправда.
Мэй не отходила от дочери, пока рыдания не остановились. Потом Кайли побрела искать тетушку Энид. Тобин выступила вперед и поставила стул поближе к Мэй.
– Он назвал ее незаконнорожденной, только бранными словами. – Мэй всю трясло.
– Я слышала, как она рассказывала. – Тобин старалась говорить спокойно. – Ты в порядке?
– Я оберегала ее все это время, – продолжала Мэй. – Никто никогда так и не узнал нашу историю, а теперь все газеты только и пишут об этом. Они узнали о Гордоне, они знают, что я никогда не была замужем…
– Лучше бы они узнали, что ты – лучшая мать в округе, – возмутилась Тобин. – Что ты всегда ставила интересы Кайли превыше всего, что Мартину Картье просто повезло…
– Спасибо, Тоби. – Мэй вытерла глаза.
Она с трудом сглотнула. Ей хотелось выплеснуть переполнявшие ее чувства, страхи и боль. Ее жизнь менялась слишком стремительно; вот и теперь вся история ее жизни оказалась повсюду, и какие-то совершенно незнакомые люди осуждали ее, кто за прошлое, кто за настоящее.
– Ты знаешь, а нет худа без добра. – Тобин лукаво улыбнулась.
– Ты о чем?
– Ну, если ты так нужна прессе, то им, скорее всего, и Гордон пригодится. Я так и вижу приемную почтенной юридической конторы «Своупс энд Брэй», кишащую репортерами с фотоаппаратами и микрофонами.
– Вот уж и правда милая картинка, – сказала Мэй, закрывая глаза.
Она была рада, что Тобин все свела к шутке, поскольку сама была так расстроена, что не знала, как ей поступить.
Вечером Мэй не отходила от Кайли, пока девочку не сморил сон. Взошла луна, Мэй погасила лампы и села на краешек кровати Кайли, а кошки уютно устроились по верх стеганого одеяла. Потом она услышала, как машина Мартина подъезжает к дому. Поговорив внизу с тетушкой Энид, Мартин взбежал по лестнице, перепрыгивая через две ступеньки, и ворвался в комнату.
– Что случилось сегодня? – спросил он с порога.
Мэй выскользнула из комнаты, и они с Мартином пошли по коридору в их комнату.
– Кто-то назвал меня охотницей за деньгами, а ее безотцовщиной, только грязным словом, – объяснила Мэй. – Кайли не знала слова, но уловила значение.
– Кто?
– Какой-то пятиклассник. Ему отец так сказал, и если бы ты только знал, что бы я сделала этому папаше…
– Я его уничтожу. Этот маленький змееныш влетит в бортик с такой силой, что навсегда забудет, как выглядели его зубы. А если серьезно, как его зовут?
– Мальчик – Джозеф Ньютон, а его отец – Патрик.
– Плохие новости. – Мартин схватил телефон и стал листать местную телефонную книгу.
Нажимая кнопки, с силой выдохнул.
Когда на том конце взяли трубку, он не стал тратить время на пустые любезности.
– Патрик Ньютон?.. Это Мартин Картье… Да, так вы – болельщик?.. Ладно, позвольте я перейду к делу. У меня ребенок в одной школе с вашим сыном, и до меня дошла ин формация, что Джозеф назвал ее бранным словом… Именно так… слово было бранное… Дети есть дети, вы говорите? – Голос Мартина повысился от гнева. – Послушайте, мистер Ньютон, там, откуда я родом, дети узнают всякие мерзкие словечки от своих родителей… И от них же учатся выдвигаться за счет других, слишком маленьких, чтобы защищаться… Правильно, я обвиняю вас. И если я услышу, что это повторится снова, поверьте, одним звонком вам я уже не ограничусь… Отлично, я рад слышать это. Я не хочу услышать, что Кайли снова обидели.
Он повесил трубку и посмотрел на Мэй.
– Спасибо тебе.
– В конце концов, он же разумный человек.
– На минуту мне показалось, что ты готов сбегать туда и выколотить из него душу.
– Ему тоже так показалось, – сказал Мартин, и глаза его налились свинцом.
Спустя несколько недель, когда шок от неожиданной женитьбы Мартина Картье стал постепенно проходить, внимание прессы и всего города переключилось на перспективы новой попытки «Бостон Брюинз» в играх на Кубок Стэнли. Каждый вечер Мартин возвращался с вывихнутыми лодыжками, понимая, что у него осталось не больше двух сезонов. Мэй растирала ему спину и успокаивала.
Газеты начали изо всех сил раскручивать тему соперничества Бостона и Эдмонтона, Мартина Картье и Нильса Йоргенсена. Однажды на вечерней тренировке шайба попала Мартину прямо в глаз, и он получил фонарь и шесть новых стежков. Доктор осмотрел его и посоветовал Мартину показаться офтальмологу и сделать некоторые анализы.
Но Мартин проигнорировал совет доктора. Хоккей груб, и травмы в нем неизбежны. Его зрение больше недотягивало до 20/20, и он не хотел слышать ничего плохого. Пока он мог видеть достаточно хорошо, чтобы играть, это го было довольно. Непризнание за болезнями права на существование срабатывало как нельзя лучше: он прошел через сотрясения, разрывы сетчатки, сломанные кости. Но читать ему было больно, и на следующее утро он попросил Мэй прочесть ему статью в «Глоуб» о соперничестве Картье – Йоргенсен.
– Ты на самом деле ненавидишь его? – спросила Мэй через стол для завтрака. – Или авторы, как обычно, просто гоняются за сенсацией.
– Уф, на сей раз нет. – Мартин потягивал свой апельсиновый сок. – Тут они здорово попали в самую точку.
– Но почему?
– Давай подумаем. Дайка попробую уточнить или свести все к одной причине. Оба мы жесточайшие соперники, и оба крайне плохо реагируем на поражение. – Фиолетовый глаз Мартина косил и делал его похожим на пирата, когда он усмехался. – У-упс, еще причина: я когда-то перекроил ему все лицо хоккейной клюшкой.
– Мартин, – вздрогнула Мэй.
По правде сказать, не пережив еще ни одного настоящего хоккейного сезона с Мартином, она и представить себе не могла, как отнесется к тому, что он с головой уйдет в эту жесткую и жестокую игру, со всеми потасовками и травмами, и так день за днем. Она перевела испуганный взгляд с его рук на лицо с раздутым правым глазом и посчитала шрамы.
