– Иногда он сердится и на тебя.
– Я знаю, родная, но это совсем иное дело. Женатые пары нередко спорят и ссорятся, но затем они это преодолевают между собой.
– Но что, если он перестанет говорить и с тобой? Что, если он захочет, чтобы мы уехали? – настаивала Кайли с волнением на лице.
– Мы любим друг друга, Кайли. Я верю, что он не прекратит говорить с нами, и полагаю, что он когда-нибудь заговорит и со своим отцом, когда будет к этому готов, – попыталась успокоить дочь Мэй.
– Мне бы хотелось, чтобы нам удалось снова соединить их вместе прежде, чем случится что-то ужасное.
– Что-то ужасное? Что ты имеешь в виду? – испугалась и изумилась Мэй, слова «снова вместе» звенели у нее в голове.
– Я не знаю.
Час спустя Кайли уже играла во дворе, а Мэй ждала Мартина домой из Торонто. Она позвонила в Эстонию и узнала, что Серж Картье содержался в первом подразделении, камере номер 62. Что ему разрешены посещения раз в две недели по понедельникам, что ей не потребуется предъявлять особого разрешения и ей даже не нужно заранее сообщать ему о своем приезде.
Теперь, гуляя по парку, Мэй чувствовала себя запутавшейся в клубке лжи, которую она еще даже не произносила. Она знала, что должна рассказать Мартину о своем звонке, но не могла. Она должна показать ему открытки. Она должна также сообщить ему, что просмотрела ящики его туалетного столика, нашла там конверт, полный фотографий, запрятанный на самом дне.
То, что она, наконец, увидела фотографию Триши, и ничто из того, что она слышала об этой женщине, не подготовило ее к мысли, что она увидит потрясающей красоты женщину. Она выглядела так непринужденно в своем облегающем платье без рукавов, настоящей калифорнийкой, словно вышедшей прямо из рук модельера-стилиста, и очаровательно одновременно. Грудной ребенок цеплялся за ручку игрушечного совочка, пытаясь добраться до большой, совершенной, наполовину обнаженной груди матери.
Он сохранил фотографию из-за Натали, сказала себе Мэй. Его обожаемая дочь с его глазами и ртом своей матери – разве мог он выкинуть любую фотографию, на которой была его дочь? Но внимание Мэй было приковано к Трише. Этот страстный, мечтательный взгляд, полные губы, нежная кожа. Там были и другие фотокарточки. В основном – Триша и Натали, одна Натали, Натали с кем-то и еще Натали с Сержем, в лодке.
На обороте этой карточки была сделана надпись: «Папа и Нэт, лето на озере». Мэй задумчиво вглядывалась в почерк Мартина в течение долгого времени. Это была единственная фотокарточка, которую он надписал; почерк был старательным и четким, и это говорило Мэй кое-что о чувствах, которые владели Мартином, когда он подписывал фото.
Кайли успела добежать до края водоема и покормить уток булочкой, которую принесла из дома. Но сейчас она уже вернулась и теперь сообщала Мартину о вечеринке по случаю дня рождения, которую посетила в прошлую субботу. Он наклонился, чтобы послушать.
– Это была вечеринка на коньках, – сказала девочка. – Эллен Линдер умеет кататься спиной назад.
– Неужели? – спросил Мартин. – И сколько ей лет?
– Семь.
– То есть столько, сколько тебе будет в твой следующий день рождения, я прав? Я думаю, нам следует арендовать тот же самый каток и запланировать самую большую вечеринку на коньках, которую Бостон когда-либо видел.
– Вечеринку на коньках, – повторила она, и в голосе ее послышалось сомнение.
– Бьен сюр (конечно), – подтвердил Мартин.
– Но я не умею так хорошо кататься на коньках, как они, – призналась Кайли. – Все друзья Эллен – настоящие фигуристы. Они танцуют на льду, а я только все время падаю.
– Падая, ты учишься вставать, разве не так? – заметил Мартин. – Ты делаешь успехи, когда я слежу за тобой на пруду.
– Это только когда ты со мной.
– Ну, я пойду на вечеринку с тобой.
– Честно?
– Если я буду в Бостоне. – Он остановился, на миг задумавшись. – Когда мне было шесть, мой отец подарил мне пару новых коньков на мой день рождения. Это были настоящие хоккейные коньки, моя первая пара, и, дружище, это было совсем иное дело. Я выскочил на лед, и все, что я сделал, взял и упал. Я напоминал новорожденного жеребенка с нетвердыми ногами.
– Но твой папа помог тебе? – спросила Кайли.
– Кажется, да, – согласился Мартин. – Точно так же, как я собираюсь помочь тебе.
– Папы всегда помогают, – прошептала Кайли с сияющими глазами.
– Вероятно, да, – сказал Мартин.
Кайли долго и пристально смотрела Мартину в глаза, затем ручонками обняла его лицо. Она была обеспокоена тем, как решиться и выплеснуть на него плохие новости.
– Натали права, – сказала она вместо этого, и сердце Мэй судорожно застучало.
– Кайли, дорогая…
– Что ты имеешь в виду? – спросил Мартин, начиная выпрямляться, но Кайли схватила его за воротник.
Она смотрела ему прямо в глаза.
– Всем нужны папы. Даже папам нужны папы.
– Что ты сказала? – переспросил Мартин.
– Папа, – повторила Кайли, обхватив его за шею. – Людям так нужны папы.
Мэй ждала, когда Кайли еще что-нибудь скажет о Серже, но девочка промолчала. Мэй представился шанс сообщить Мартину, что она звонила в тюрьму и думала о том, как съездить на свидание к Сержу, но она сдержалась и тоже промолчала. Кайли только что назвала Мартина папой, и все трое испытывали молчаливый восторг.
Стоило Кайли начать называть Мартина папой, как она не могла остановиться. Мэй раньше не думала, что в такое огромное количество предложений можно вставить слово «папа». Например: «Вчера моя учительница пришла в школу в синем платье, но Марта Коул пролила красную краску на пол, и когда мисс Джинграс встала на колени, чтобы вытереть его, краска попала на ее платье, и у нее появилось два фиолетовых пятна от коленей, отпечатавшихся на подоле… Папа!»
Или: «Шарлотта заранее прислала мне поздравительную открытку с днем рождения, папа, с фотографией каноэ. Она сказала, что следующим летом она возьмет меня покататься на каноэ, с ночевкой в кемпинге, но мне придется надеть спасательный жилет, папа!»
Мартин, казалось, расцветал от привязанности Кайли и ее обильного внимания к нему. Его лицо светилось каждый раз, когда она звала его, и каждый вечер, когда он с дороги звонил домой, он просил передать трубку Кайли. «Медведи» снова играли решающие встречи, и из-за графика Мартин, вероятнее всего, должен был отсутствовать на ее дне рождения.
– Она расстроена? – спросил он.
– Разочарована, – уточнила Мэй.
– Как странно, – признался Мартин. – Хочу победить, ты же знаешь, как я этого хочу, но мне даже больше хочется побывать на ее празднике. Я не хочу пропустить ее вечеринку. Она все еще нервничает?
