Она подумала о Тобин, которая убеждала ее, что он хочет вернуться, и горестно покачала головой. Лучшие подруги знают не все в этой жизни.
К третьей субботе мая Мэй совсем перестала надеяться получить весточку от Мартина. Он не хотел говорить с ней, в этом не осталось сомнений. Они с Кайли гостили у Гарднеров в их доме в Нью-Гемпшире. Гарднеры жили далеко за городом, на тридцати акрах земли, и все у них напоминало Лак-Верт. В прозрачном воздухе пахло свежими листья ми и весенними цветами.
– Как здесь спокойно. – Мэй стояла на передней веранде с Рэем, в то время как Дженни за домом запускала с детьми бумажных змеев.
– Мы с Дженни сельские жители, – сказал он. – И всегда были.
– Совсем как Мартин.
– Мартин для меня как брат, – сказал Рэй, – и сейчас я думаю, что он просто болван. Я не понимаю, что с ним творится, он даже… он сам на себя непохож.
– Из-за того, что он ушел от меня?
– Особенно поэтому. С ним что-то происходит. Я не понимаю.
Воспоминания о том, как Мартин прошел мимо нее на стадионе и как она побежала за ним в раздевалку, были все еще свежи и болезненны, и Мэй съежилась. Мужчина, за которого Мэй вышла замуж, которого любила, не мог так поступить с ней.
– Он не может простить меня.
– За то, что ты съездила к его отцу? – Рэй фыркнул и запыхтел. – Его отец был для него всем. Позволь мне рассказать тебе один случай.
Весна переливалась в лето. Ночь спускалась на холмы Нью-Гемпшира. Мэй слушала чириканье птиц и видела, как на небе появляются звезды. Она ждала, когда Рэй начнет свой рассказ. Рэй был меньше Мартина, но широк в плечах и с крепкой спиной. Он был смуглым, с почти черными волосами и глазами. Мэй знала, какой Рэй незлобивый и мягкий по характеру, но сейчас, когда он глубоко ушел в свои мысли, на его лице появилось сердитое выражение. И оно не исчезло, когда он начал говорить, наоборот.
Когда Рэю и Мартину было по пятнадцать, они надумали добраться автостопом до Торонто – без малого шесть сотен миль, – чтобы посмотреть, как играет Серж. Мартин не видел отца уже пять лет, и к тому времени Серж вознесся на вершину своей славы. Торонто возглавлял Лигу, и Мартин был убежден, что, если они сумеют добраться до дверей «Мэйпл Ливз-гарден», он сумеет уговорить кого-нибудь провести их к Сержу.
– Агнес слышать ничего не хотела о нашей поездке, – уточнил Рэй. – И кто мог бы обвинить ее? Ты же видела шрамы на его груди. Мартин никогда не рассказывает в подробностях, но мы с Дженни имеем довольно четкое представление о том, как эти шрамы там появились.
Мэй кивнула.
– Ну вот, к тому времени она презирала Сержа. Мартин уважал ее, но…
– Ему было пятнадцать.
– И его отец был самым результативным игроком в НХЛ. Так что мы намеревались на перекладных добраться от озера Лак-Верт до Торонто за двенадцать часов. Дело было в середине января, во время оттепели.
– Двенадцать часов? – повторила Мэй с недоверием.
– Ну, так вот, снега тогда выпало много, сугробы стояли большие, но день выпал солнечный, и мы не мерзли, и настроение было отличное. Сначала нас подобрал водитель грузовика, который ехал из Квебека в Монреаль, потом другой подвез нас большую часть пути до Оттавы, а уж оттуда мы на перекладных добрались до Торонто. Все шло нормально, без особых трудностей, но это пока мы не добрались до места.
Рэй рассказывал, как подростки нашли стадион, поговорили с кем-то в билетной кассе, но их оттуда прогнали. Они пытались пройти через проход для игроков, старались убедить охрану, что Мартин приходится Сержу сыном, показывали охраннику школьную карточку Мартина и вообще перепробовали все, что только могли придумать.
– Мы не сумели никого убедить. Серж имел репутацию весельчака и жизнелюба, закоренелого холостяка, болтавшегося в Лас-Вегасе. Ни в одном из его интервью никогда не упоминался сын, поскольку Серж знал, что Агнес убьет его, если он когда-либо обратит чье-то внимание на Мартина. Она хотела, чтобы ее сын вырос правильно – никакой известности, никаких шальных денег…
Мэй кивнула, сочувствуя своей свекрови, которую она никогда не встречала.
– Персонал катка и знать не знал о существовании Мартина. Позже нам говорили, будто Серж сделал все, чтобы тех двоих охранников, которые не провели нас к раздевалке, уволили. Но в тот день мы так и не прошли дальше ворот.
– Представляю, какие чувства вы испытывали. Мартин, вероятно, был подавлен и уничтожен.
– Мягко говоря – да. Мы пустились в обратный путь, и тут как раз погода переменилась. Не успели мы добраться до Беллевиля, где ветер хлестал с озера Онтарио, когда шторм превратился в снежную бурю.
– Снежную бурю? – переспросила Мэй.
Рэй кивнул:
– Ужасную. Снегопад был такой сильный, что мы не могли видеть друг друга на расстоянии двух футов. Мы замерзали. Никогда в своей жизни мы не испытывали подобного холода. Никогда.
Мэй закрыла глаза, размышляя над тем, какое расстояние преодолел Мартин, чтобы повидать отца. Столько испытать и не увидеть его!
– На нас были куртки и ботинки, но снегу намело по колено. Дорога опустела, никто не проезжал мимо. Стемнело. Пальцы рук и ног окоченели, подбородки примерзали к молниям на куртках. Эти ранки кровоточили, и кровь замерзала на ветру. Я думал, мы погибнем.
– И что же?
– Мартин никогда не позволяет мне терять надежду, – сказал Рэй. – Я всегда знал, что именно его вера по могла нам выжить той ночью.
Мэй чувствовала, что Рэй посмотрел на нее, но она не могла заставить себя поднять глаза.
– Он спас мне жизнь. – Рэй оглядел невысокие холмы. – Мы колошматили друг друга, чтобы согреться, а потом соорудили себе иглу, эскимосскую хижину из снега, и пережидали там, пока не закончилась снежная буря.
Мэй закрыла глаза, представляя себе это убежище из замороженного снега и льда.
«Мартин до сих пор живет в такой хижине», – подумала она. Вот только во что он верил сейчас?
– Не отказывайся от него, не порывай с ним, – неожиданно проговорил Рэй, осторожно коснувшись ее руки.
Мэй крепко сжала закрытые глаза, у нее перехватило дыхание. Это он отказался от нее, это он порвал с ней.
– Что он сказал тебе в тот день, когда я ждала его на выходе со льда? Он ведь прошел мимо меня.
– Он не говорил ничего.
– Ты защищаешь его. – Мэй впилась взглядом в Рэя.
– Нет, и не думаю. Я назвал его ослом, и он с этим согласился. Кто-то стал подсмеиваться над ним, мол, жена за Мартином даже в раздевалку прорвалась, так он схватил беднягу за горло с такой силой, что у того до сих пор на шее метки от пальцев Мартина.
– Что же с ним происходит?
