– Нет еще, но ее брат…
– Тихо, – зыркнула на Сколерию Юнелла. – Не болтай, глупая ты старуха. Не наше дело рассуждать о таких вещах.
– Прости, сестра. – Сколерия склонила голову и умолкла.
Его воробейство ждал Серсею в семистенном святилище. Лики Семерых, высеченные из камня, взирали на королеву с той же суровостью, что и сам верховный септон, писавший что-то за грубо сколоченным столом. Он ничуть не изменился с того дня, как Серсею взяли под стражу: тот же тощий седой аскет с подозрительным взглядом, та же мешковатая ряса из некрашеной шерсти.
– Я понял так, что ваше величество хотели бы исповедаться?
Серсея опустилась на колени.
– Это так, ваше святейшество. Старица явилась мне во сне с поднятой ввысь лампадой…
– Хорошо. Ступайте, Сколерия и Моэлла, а ты, Юнелла, останься – будешь записывать. – Он сложил кончики пальцев вместе, в точности как ее лорд-отец.
Юнелла уселась, развернула пергамент, обмакнула перо в мейстерские чернила. Серсее стало не по себе.
– Позволят ли мне после исповеди…
– С вами поступят сообразно вашим грехам.
Она снова ощутила неумолимость этого человека.
– Тогда да помилует меня Матерь. Я признаю, что прелюбодействовала с мужчинами.
– Назовите их, – потребовал он, не сводя с нее глаз.
Позади скрипело перо Юнеллы.
– Лансель Ланнистер, мой кузен. Осни Кеттлблэк. – Они оба признались, что спали с ней, так что отрицать не приходится. – Оба его брата. – Неизвестно, что показали Осфрид и Осмунд… Лучше перебрать мерку, чем недобрать. – Я грешила от страха и одиночества, хотя это и не искупает моих грехов. Боги забрали у меня короля Роберта, мою любовь, моего защитника. Я очутилась в окружении заговорщиков, ложных друзей и предателей, желавших смерти моих детей. Не зная, кому довериться, я… использовала единственное доступное мне средство, чтобы привязать к себе Кеттлблэков.
– Под средством вы разумеете ваше женское естество?
– Мою плоть… да. – Серсея приложила руку ко лбу и отняла вновь, открыв полные слез глаза. – Да простит меня Дева. Я поступала так только ради детей, ради своего королевства. Удовольствия я в этом не находила. Кеттлблэки жестоки и со мной обходились грубо, но что было делать? Томмен так нуждался в доверенных людях.
– Его величество охраняет Королевская Гвардия.
– Что пользы от нее, когда его брата Джоффри отравили на собственной свадьбе? Один сын умер у меня на глазах, потери второго я бы не вынесла. Я грешила и распутничала лишь ради Томмена. Да простит мне ваше святейшество, но я переспала бы со всеми мужчинами Королевской Гавани, лишь бы сберечь детей.
– Прощение могут даровать только боги. А что же сир Лансель, ваш кузен и оруженосец вашего мужа? Вы и его верность хотели завоевать?
– Лансель… – «Осторожно, – сказала она себе, – кузен скорее всего выложил ему все как есть». – Лансель любил меня. Он еще очень юн, но я никогда не сомневалась в его преданности мне и моему сыну.
– И все же совратили его.
– Я была одинока. – Серсея подавила рыдание. – Я потеряла мужа, сына, лорда-отца. Королева-регентша тоже женщина, слабое и падкое на искушения существо. Ваше святейшество знает, что это правда. Даже святые септы порой грешат. Лансель, нежный и ласковый, был моим утешением. Это дурно, я знаю, но каждая женщина хочет быть любимой, хочет, чтобы рядом с ней был мужчина… – Она разрыдалась, больше не сдерживая себя.
Верховный септон смотрел на это бесстрастно, как статуя одного из богов. Унявшись наконец, Серсея почувствовала себя на грани обморока, но его воробейство с ней еще не закончил.
– Это все простительные грехи, – сказал он. – Похотливость вдов хорошо известна, и все женщины распутны в сердце своем: красота и хитроумие даны им, чтобы совращать мужчин с пути истинного. Но не изменяли ли вы королю Роберту, когда он был еще жив?
– Никогда в жизни! – содрогнулась Серсея. – Клянусь вам.
– Ваше величество обвиняют и в других преступлениях, куда более тяжких, чем прелюбодеяние. Сир Осни Кеттлблэк – ваш любовник, как вы сами признались – показал, что задушил моего предшественника по вашему повелению. Он также показывает, что ложно обвинил королеву Маргери и ее кузин в прелюбодеяниях и измене королевству, о чем его попросили, опять-таки, вы.
– Неправда. Маргери я люблю, как родную дочь. Что до прежнего верховного септона… Да, я часто на него жаловалась. Ставленник Тириона, он был слаб, порочен и позорил нашу святую веру – вашему святейшеству это известно не хуже, чем мне. Осни, должно быть, вообразил, что я хочу его смерти. Если так, то часть вины в самом деле падает на меня, но в убийстве я неповинна. Отведите меня в септу, и я поклянусь в этом перед престолом Отца, судии нашего.
– Все в свое время. Вы обвиняетесь также в том, что замышляли убийство собственного супруга, покойного короля Роберта Первого.
«Лансель, – подумала Серсея, – кто же еще».
– Роберта убил дикий вепрь. По-вашему, я варг? Оборотень? И Джоффри, мой возлюбленный первенец, тоже погиб от моей руки?
– Нет, только ваш муж. Вы отрицаете это?
– Разумеется, отрицаю. Перед богами и перед людьми.
Верховный септон кивнул.
– И, наконец, самое тяжкое из обвинений. Говорят, что ваши дети рождены не от короля Роберта, но от разврата и кровосмешения.
– Так говорит Станнис, – не замедлила с ответом Серсея, – и это ложь. Дети брата стоят между ним и Железным Троном, потому он и утверждает, что их отцом был не Роберт. В его гнусном письме нет ни слова правды.
– Хорошо. – Верховный септон уперся ладонями в стол и встал. – Лорд Станнис отринул Семерых ради красного демона, которому нет места в наших Семи Королевствах.
Серсея слегка приободрилась.
– Однако обвинения эти слишком серьезны, – продолжал септон, – и требуют серьезного разбирательства. Если ваше величество говорит правду, суд, несомненно, докажет, что вы невиновны.
«Все-таки суд».
– Но я исповедалась…
– Вы покаялись в части ваших грехов, но других не признали. Суд для того и нужен, чтобы отделить правду от лжи. Я попрошу Семерых отпустить вам грехи, в которых вы исповедались, и помолюсь, чтобы вас очистили от других обвинений.
Серсея медленно поднялась.
– Я склоняюсь перед мудростью вашего святейшества и молю вас о милосердии. Я так давно не видела сына…
Глаза его воробейства сделались жесткими, как кремень.
– Я не могу допустить к вам короля, пока вы не будете оправданы полностью. Но, поскольку вы сделали первый шаг по пути добродетели, я разрешаю других посетителей. По одному в день.
Серсея снова расплакалась, на этот раз искреннее.
