— А твой где? — спросила Озма.
— Мой что?
— Твой зонт.
— В прогнозе сообщили, что дождя сегодня не предвидится.
— Ты же понимаешь, что я имею в виду, — невозмутимо заметила она. — Зонт обязателен в вечернем туалете.
— Ты будешь очень несчастна, если я не захвачу его с собой?
— Несчастна вряд ли. Просто буду чувствовать некоторое смущение.
— И это ты — художник совершенно уникальный, — протянул он. — Просто прекрасно.
В семь часов они вышли из дома с большими наплечными сумками и сели в такси. К моменту их прихода просторный холл музея уже заполнили гости, державшие в руках бокалы с коктейлями или с напитками покрепче. Образовав небольшие группки, они неторопливо беседовали, время от времени меняя компанию. Фактические линии коммуникации, как называли их антропологи двадцатого столетия, функционировали исправно. Все беспрестанно говорили — и никто не слушал.
Поприветствовав хозяев, Кэрд и Озма присоединились к группе Целевиков, однако на Джефа они навели тоску, и он вскоре перебрался к стайке Прежуристов. Озма тоже сменила собеседников, примкнув к Супернатуралистам. Последние представляли собой объединение художников, которые отвергали современные методы письма и создали новую школу, настаивавшую на предельно реалистичном отображении действительности. Объекты своего творчества они показывали не только с внешней стороны, но и в буквальном смысле изнутри. В соответствии с их теорией одна сторона изображаемого на портрете лица должна демонстрировать то, что видно глазу, зато вторая отводилась так называемым пластам глубины. Это часть лица представала на их работах таким образом, будто с него сняли кожу и удалили череп. На передний план во всей своей красе выступали мозги, рассмотренные художником в натуре.
Кэрд затруднялся определить достоинства и значение школы Супернатуралистов, но не решался спорить об этом с Озмой. Что он понимал в искусстве. Кроме того, зачем портить жене настроение, ведь подобные ухищрения способны доставить ей истинное наслаждение. Впрочем, иногда ее восторженные разговоры на эти темы сильно утомляли Джефа.
К половине одиннадцатого вечеринка достигла своего апогея. Озма по просьбе хозяина увлечение расписывала его тело. Обнаженный, он стоял в середине зала, а Озма, склонившись, наносила на кожу импровизированную композицию. Кэрд, наблюдая за этой сценой из глубины зала, раздумывал о том, удастся ли ей сделать мужское тело похожим на тельце столь любимого ей кузнечика.
— Инспектор, вас к телефону, — сообщил один из официантов. — Экран находится рядом с дверью в комнате Абсолютного Нуля.
Кэрд поблагодарил его и прошел через указанную дверь в темноватую голубизну холодной комнаты со множеством стоящих в ней окаменевших ледяных скульптур. На экране за ближайшим углом виднелось лицо и торс комиссар-генерала Энтони Хорн.
— Прошу прощения за то, что вытащила тебя с вечеринки, Джеф.
— Ничего страшного. В чем дело?
Энтони Хорн откашлялась и сказала:
— Убита Наоми Атлас.
Джефу показалось, что в мозгу его пробежала молния.
— Это Кастор? — хотел было спросить он, но тут же сдержался: не исключено, что линия прослушивается.
— Ее тело, вернее, то, что от него осталось, пятнадцать минут назад обнаружено в кустах во дворе, рядом с жилой частью здания. Я хочу, чтобы ты… — женщина еще раз сглотнула слюну, лицо ее скривилось в гримасе, -
…я хочу, чтобы ты приехал сюда и занялся этим делом. Прямо сейчас. Узнай все, что сможешь до полуночи, и доложи мне. Я поставила тебя во главе операции, учитывая твой опыт по расследованию убийств в районе Манхэттена. Полковник Топенски, конечно, возражал, но хочет не хочет, ему придется с тобой сотрудничать, иначе я ему просто задницу надеру. Кстати, именно это я ему и обещала.
— Я сейчас же выезжаю, — сказал Кэрд.
— Патрульная машина будет ждать у главного входа. По пути я сообщу дополнительные детали.
Кэрд вышел в холл и, на ходу извиняясь, принялся протискиваться сквозь толпу к жене. Добравшись до нее, он сказал:
— Озма! Оторвись на минуту.
Озма прекратила водить кисточкой, наносившей желтую краску на ягодицы хозяина.
— Что случилось, Джеф?
— Меня вызвали на срочное дело. Я искренне сожалею, но должен уйти, — добавил он, обращаясь к хозяину.
— Конечно, конечно. Что-нибудь случилось?
— Это дело касается органиков. Какая-то информация, я думаю, появится в новостях.
Джеф поцеловал жену в щеку.
— Прости, домой тебе придется ехать без меня. Возможно, я задержусь настолько, что вынужден буду воспользоваться служебным стоунером. Вернусь домой утром.
— Разве может быть счастливой жена полицейского? — пошутила Озма.
Усевшись в машину, Джеф связался с Хорн. Прошло почти две минуты, прежде чем ее лицо возникло на экране прямо перед ним на спинке переднего сидения.
— Введи меня в курс дела, — попросил он.
Официально подозреваемых пока не было, и ни он, ни Хорн не имели возможности упоминать имя Кастора. На эту минуту она не могла ничего добавить к тому, что сообщила ему, когда Джеф еще находился в музее. Однако по ее тону Кэрд догадался, что, когда они останутся наедине, Энтони сообщит ему что-то еще.
Двор был ярко освещен — прибывшие к месту происшествия органики установили повсюду переносные лампы. Кэрд, работая локтями, пробрался через плотный слой зевак и, предъявив свою идентификационную карту и звезду, прошел за ленточку, ограничивающую запретную зону. Он увидел Хорн почти в тот самый момент, когда и она, завидев Джефа, жестом подозвала его к себе. Кэрд направился к тому месту, где в тени раскидистого платана на складном стуле отдыхала комиссар-генерал Энтони Хорн. Она поднялась ему навстречу и протянула руку. Джеф ощутил ее сильное пожатие и услышал:
— Она вон там.
Слова «вон там» звучали, конечно, как предупреждение. На самом деле можно было сказать, что Атлас находилась сразу в нескольких местах: голова под кустом, одна нога по соседству с ней, вторую засунули в глубь куста; рука висела, зацепившись за ветку, лишенное конечностей тело было прислонено к стволу дерева. Внутренности гирляндой повисли на другом кусте. Вся трава вокруг перемазана кровью, которая пропитала даже землю, и все это кровавое месиво окружено лентой, очертившей сцену совершенного преступления.
Кэрд, сжав зубы, тяжело дышал. Подобного ужаса ему не приходилось видеть, наверно, целых семь облет.
Джеф огляделся. Если бы не яркие лампы, место это могло показаться довольно темным. Правда, совсем недалеко, всего лишь примерно в пятидесяти футах, находилась мостовая, по которой то и дело сновали прохожие.
