— Все будет в порядке с вашим ребенком, миссис Панос. Можете забрать его домой. У него был приступ гастроэнтерита, но худшее уже позади. Если у вас возникнут вопросы, завтра зайдите в мой кабинет.
— Спасибо.
Как только они привезли Ари домой и Олимпия положила его в кроватку, она повернулась к Андреасу, устремив на него умоляющий взгляд.
— Ты ведь останешься со мной на ночь?
В его памяти всплыли слова жены: «Ты много лет беспрекословно выполняешь ее просьбы. Но Олимпия уже не подросток. Ее уловки принимают все более отчаянный характер».
— Где твоя тетя?
— Она проводит выходные у племянника.
Он снова вспомнил разговор с Доминик: «У ее тети есть еще и племянник? Это для меня новость. Где он живет?» — «В Афинах». — «Тогда почему, интересно, Олимпия позвонила тебе, а не ему, когда миссис Костас стало плохо?» — «Его трудно застать». — «Откуда ты знаешь? Ты с ним разговаривал?»
Андреас поднял голову:
— Я думал, она слишком больна, чтобы выходить.
— Ей помогли лекарства. И она устала от детского плача.
Олимпия всегда находила вполне разумные объяснения, и он никогда не задавал ей вопросов. Очевидно, и он, и Марис были слишком наивны в отношении Олимпии.
— Я побуду у тебя немного.
— Хорошо. Я приготовлю кофе.
Андреас пошел за ней в кухню. Вскоре они сидели друг против друга, прихлебывая горячий напиток. Олимпия сияла.
Андреас не понимал, как раньше он не замечал ее козней. Из-за своей слепоты он едва не потерял Доминик.
— Олимпия...
— Хочешь сэндвич?
— Нет, спасибо. Это больше не может продолжаться.
— Что ты имеешь в виду?
Андреас поставил чашку на стол.
— Я говорю о воображаемом мире, в котором ты живешь с тех пор, как в школе подружилась с Марис.
— В воображаемом мире?
— Да. В котором я — твой муж, а Ари — наш ребенок. Это фикция, Олимпия. Ты придумала то, для чего в действительности нет оснований. Вот и все. Поскольку Марис была совершенно лишена притворства, она не замечала его в тебе. Как и мои родители, которые любили тебя, как дочь. И Марис погибла, прежде чем узнала, каким подлым предательством ты отплатила за ее дружбу.
— Предательством?
— Именно этим словом можно назвать твое поведение. Ты причинила боль и нанесла большой вред многим людям. Кое-что нельзя исправить, но, слава богу, это не касается Доминик.
Олимпия гневно сверкнула глазами.
— Она настроила тебя против меня!
— Если ты хочешь сказать, что она помогла мне разобраться в твоей больной психике, то да. Я благодарен ей. Я люблю жену каждой клеточкой моего существа. Всю жизнь она будет для меня самым главным. Больше ни для кого нет места в моем сердце. И никогда не будет. Ты понимаешь, о чем я говорю.
Молниеносным движением Олимпия выплеснула ему в лицо остатки своего кофе. Андреас не шелохнулся.
— Вижу, что понимаешь.
У нее, как у ребенка, сморщилось лицо. Большие карие глаза налились слезами. Как часто этот взгляд вызывал у него желание защитить ее!
Ему было страшно подумать, как долго Олимпии удавалось безнаказанно манипулировать им.
— Почему ты никогда не любил меня?
Это был печальный и страшный вопрос.
— Как можно объяснить любовь? Она или есть, или нет. Когда я увидел Доминик, то сразу влюбился в нее. Безумно, страстно. Она преобразила мою жизнь. Она для меня — единственная.
— Она недостойна тебя!
— Никто не спрашивает твоего мнения. То, что ты воспротивилась ее появлению в моей жизни, привело к сегодняшнему тяжелому разговору.
— Доминик — не твой тип!
— Именно мой! — возразил Андреас. — Всей душой я сразу понял это.
— Нет! — с болью вскричала она.
— Прислушайся к себе, Олимпия. Тебе тридцать лет. У тебя есть ребенок. Однако ты ведешь себя, как взбалмошная, избалованная девчонка. Тебе нужна помощь — такая, какую я оказать не могу. Предупреждаю, что отныне между нами не существует никаких отношений. Пожалуйста, больше не приходи и не звони ни мне, ни Доминик.
— Не может быть, чтобы ты...
— Только попытайся — и мой адвокат предпримет соответствующие меры. Я меньше всего хочу этого, но ты просто неуправляема. — (Олимпия отрицательно помотала головой.) — Моя жена обратилась к психиатру, после того как покинула меня. Она прошла курс лечения, чтобы лучше понять себя. У тебя есть глаза, и ты видишь, как она изменилась. Она расцвела и превратилась в женщину, которая больше не испытывает неуверенности и сомнения в своих силах и возможностях. Тебе поможет психотерапия, Олимпия. Тео оставил тебе достаточно денег, и ты можешь оплатить советы профессионала. На твоем месте я бы уже завтра обратился за помощью. Не только ради себя, но и ради сына, которого ты воспитываешь.
— Ты говоришь так, словно я душевнобольная.
— Не все в порядке с женщиной, которая утверждает, что ее изнасиловали. — (Лицо Олимпии окаменело.) — У меня есть доказательства, что ничего подобного никогда не было.
— Как ты смеешь говорить такое?
— На этой неделе мой поверенный встретился с судьей, который запросил из больницы твою медицинскую карточку. Вопреки твоим утверждениям ты не проходила освидетельствования в отделении неотложной помощи. Такой записи нет.
— Я не обращалась в больницу, а пошла к частному врачу, чтобы избежать огласки.
— Ты знаешь, что это неправда, но лжешь все больше и больше. Я понял это, когда позвонил Тео.
— Он ненавидит тебя. Он не стал бы разговаривать с тобой.
— Ошибаешься. Мы были друзьями до того, как вы встретились. У нас был долгий разговор. Из первых рук я узнал, через какой ад он прошел благодаря тебе. Он никогда не оскорблял тебя ни словом, ни действием. Наоборот! Девять месяцев ты терзала его, утверждая, что Ари — мой ребенок. Ты заставила его подать в суд. Что-то не в порядке с женой, которая лжет мужу, утверждая, что его ребенок — не его.
— Он получил то, что хотел.
— Только после того, как ты убила любовь, которую он питал к тебе. А как бессовестно ты разрушила надежды Пола и Марис! Он рассказал мне об этом. А все потому, что тебя мучили зависть и разочарование!
Олимпия стиснула зубы.
— Я ненавидела Пола — ведь он вечно вертелся возле тебя. Он знал о моих чувствах к тебе. Я видела, что он пытается помешать нам сблизиться.
— Как я уже сказал, между нами просто не было любви, Олимпия. Пол здесь ни при чем, а ты причинила боль двум людям, которых я очень любил. Ты же знала, что Марис без ума от него. Как жестоко было обманывать ее, заставляя думать, что Пол не любит ее!
