— Здорово, Крис! Я Джерон. Прости, не ожидали так рано.
Он повернулся и сказал американке:
— Хорошо же у тебя с рефлексами, Энджи.
— Да, Джерон, к счастью, а то бы мы обе пострадали, — весело ответила она. — Ну что, хозяйка дома, как насчет подать ужин в знак благодарности?
— Что вы сказали? — возмутилась Крис.
— Проживание и питание — мы так договаривались.
Энджи, в знак того, что на сегодня работа закончена, подняла с пола монтировку.
— Уж не знаю, как ты, Джерон, — сказала она, глядя на рабочего, — а я страшно проголодалась.
Оба они посмотрели на Крис с ожиданием в глазах, и улыбнулись.
Проживание и питание? Хуже не придумаешь.
— Не припомню, чтобы я соглашалась на что-либо в этом роде, — ответила Крис своей спасительнице. — И вы не выглядите больной, чтобы вам еще и готовили.
— Ладно, — женщина направилась к стремянке. — Сами себе поесть приготовим.
Крис подняла сумочку, которая отлетела на приличное расстояние, в момент падения.
— Эй, американка! — позвала Крис.
Женщина застыла на середине стремянки.
— Вот, лови.
Крис бросила через всю комнату ключи от своей машины.
— Возьмите мою машину, чтобы добраться до города. Купите там чего-нибудь. — Она остановилась у двери кабинета, и достала кошелек. — А это деньги на питание, — саркастично сказана она, и бросила сорок евро на пол. Она была уже в кабинете, когда услышала, как американка сказала ей вслед:
— Энджи. Меня зовут Энджи.
Крис не повернулась и ничего не ответила, только улыбнулась, подумав о том раздражении, которое слышалось в голосе этой женщины. Приятно было выбить из нее спесь. А то «чтобы дождик не капал на твою прелестную головку» да «еды подай». Крис не могла взять в толк, что это за нахальная американка, и почему Ганс вообще нанял ее. Крис растянулась на диване. С каждой секундой усталость окутывала ее все сильнее. Она нашарила в кармане плаща мобильный и набрала Гансу Гофману.
Он сразу поднял трубку, она сказала ему по-голландски.
— Где ты ее нашел, и почему я должна оплачивать ей ужин?
— Энджи? — ласково ответил он. — Милая, правда?
— Милая? — сквозь зубы повторила Крис. — Ты имеешь в виду, наглая и самонадеянная? Она, кажется, ждет, что ее величеству я кланяться стану.
Ганс рассмеялся.
— Ага. В этом вся она. Дай ей шанс, Крис. Думаю, она тебе понравится. Знаешь, она, правда, милая.
Крис застыла.
— И где ты ее нашел?
Он рассказал, как встретил ее, и на каких условиях договорился о работе.
— То есть, мне предоставить ей комнату, кормить, и быть у нее на побегушках, так получается? — Крис позволила себе выразить недовольство создавшимся положением, но дядя продолжил так, словно и не слышал этих слов.
— Да, и с ремонтом могла бы помочь, — предложил он. — Если все будут работать вместе, дело пойдет куда быстрее.
Крис замолчала. Ее взгляд застыл на часах дедушки, стоявших в другом конце комнаты. Она прислушалась к тиканью секундной стрелки, провожающей в прошлое мгновение за мгновением.
— Ты меня слушаешь? — спросил, наконец, Ганс.
— У меня была такая жизнь, дядя… Знаешь… Ну, как отец мог допустить все это? Как я могла оказаться в таком положении?
— Интуитивная прозорливость, — произнес он. — Так это Энджи назвала.
Гостевая спальня, которую Крис для нее выбрала, располагалась на втором этаже в конце коридора, максимально далеко от комнаты Крис. Спальня была хорошо обставлена, окна выходили на часть стены особняка и сад, но в комнате несколько месяцев не убирали. Повсюду был слой пыли, воздух был спертым. Аллегро открыла окна и устроилась на кровати, чтобы изучить те страницы дневника, которые сфотографировала.
Содержание записей позволяло узнать, каким сложным человеком был отец Крис. А еще там были кое-какие сведения о том, как он получил бриллиант. В дневнике говорилось о том, что Ян ван дер Ягт узнал немецкого лейтенанта Герта Вульфа, встретив его на улице. Прямо перед этим на одном из обсуждений задания ему показали портрет Вульфа, одного из офицеров Гестапо, на которых велась охота. О Вульфе было известно, что он скрывается в Берлине. Ван дер Ягт жаждал славы, достававшейся тем, кто выслеживал нацистских преступников, зверствовавших в военное время, и приводил их к ответу. В дневнике была отражена и его внутренняя борьба, смятение, охватившее его после того, как немец попытался откупиться, заплатив Ягту за молчание. До того дня он был верным офицером армии союзников, и в своем долге никогда не сомневался. Но война была позади, а в ходе конфликта его родная земля ужасно пострадала, его семья потеряла большую часть своих владений и богатства. Его благородный титул сам по себе ничего не стоил, а Ягт должен был содержать супругу.
Каждую страницу Аллегро читала медленно, мысленно переводя текст на английский.
Я не доверял Вульфу. Я думал, что в нем говорит отчаяние, и он сейчас уведет меня куда-нибудь одного, и там расправится со мной. Но со мной был Ганс, поэтому я пошел в дом этого нациста. Ганс остался снаружи, готовый позвать полицию, если я не появлюсь вовремя.
Но Вульф не лгал. У него в подвале было полно сокровищ, и все это он предложил мне — картины, статуи, серебро, драгоценности. И бриллиант, такой, каких я никогда не видел. Я знал, откуда он у Вульфа, как был получен. Но что мне было делать? ВВС ничего не платили, жена жила в полуподвальной комнатушке, а я едва наскребал на еду. И тут он предлагает мне шанс подняться из такого унизительно бедственного состояния до уровня, на котором мы жили прежде. Что же мы, не жертвы войны, и никакой компенсации нам не положено?
Над своим решением Ян думал целую ночь, борясь с собой, так он писал. Его мучили угрызения совести из-за того, что он готов был предать родную страну, свой долг. И хотя он знал, что Ганс ничего никому не скажет, все же факт подкупа мог всплыть, и его самого тогда судили бы. Но больше всего он боялся, что, отпустив немца, даст ему шанс заявить потом свои права на все это имущество, угрожать его семье.
Я знал, что, если я отпущу его, то последнее слово останется за ним. Потому на следующий день я пришел туда с полицией. Не ради славы. А чтобы защитить мою семью. Все это было ради них.
Аллегро нахмурилась. Те страницы, которые она отсняла, ничего не говорили о том, где был спрятан бриллиант. Придется вернуться в офис адвоката, и снять остальное. Она закрыла окна, устроилась на велюровом диване и задремала.
Когда через три часа зазвонил ее будильник, она открыла глаза и уставилась в потолок, пытаясь взять в толк, как можно было тратить последние деньги на то, чтобы замуровывать тайники, а не на отопление, которое очень важно для такого большого дома. Конечно, в том, чтобы вставать в час ночи и обыскивать старый особняк, не было ничего хорошего. Но еще хуже было то, что Аллегро проснулась посреди чудесного сна — она была в Англии, на тест-драйве нового Феррари, на автодроме Сильверстоун.
