Забрав сумку из багажника, она бросила ее на колени Крис, устроившейся в пассажирском кресле. Аллегро села за руль, отодвинула сиденье как можно дальше и, расстегнув брюки, неуклюже стянула их, оставив болтаться в районе лодыжек.
— С этим надо разобраться, — сказала она, осматривая рану. Выглядело не слишком паршиво, пуля вошла в мускулы, повыше колена с наружной стороны бедра.
— А может, лучше в больницу? — сказала Крис и побледнела.
— Времени нет.
— Надо обратиться в полицию.
— Это не по их части. И не надо их сюда впутывать, — твердо сказала Аллегро. — Я потом тебе все объясню. — Она потянулась за сумкой, достала оттуда бинт и обеззараживающее средство. Немного лекарства налила прямо на рану. Жгло ужасно, Аллегро зажмурилась на несколько секунд, в ожидании момента, когда боль начнет стихать.
— Так, давай я, — предложила Крис.
— Нет, нормально. Я не раз это делала.
Крис взяла сумку и переложила ее на заднее сиденье. Затем осторожно коснулась руки Аллегро.
— Пожалуйста. Дай, я помогу. Хорошо? Энджи?
Аллегро не ответила, но и не стала возражать, когда Крис забрала у нее антисептик и бинт. Она любовалась профилем Крис, пока та осторожно вытирала кровь. Ничего нельзя было прочесть на ее лице, а все поведение говорило о какой-то подавленности.
— Крис, ты в порядке? В смысле, сама не пострадала?
— Со мной все отлично, — ответила Крис, но руки у нее затряслись сразу, как только она это произнесла.
Она замерла, остановив обработку раны.
— Нет, я не в порядке, — сказала Крис, наконец, и голос ее звучал высоко и напряженно. Их взгляды встретились. — Я в полном смятении, мне страшно, и я хочу знать, что, черт возьми, происходит.
Глядя на свою рану, Аллегро размышляла над тем, что именно можно было ей сказать. Забрав у Крис антисептик, она налила его на рану.
— Аа-а-с-с-сука, зверски дерет.
Крис склонилась над раной и несколько секунд подула на нее. Боль немного стихла. — Так лучше? — спросила она, робко подняв взгляд.
— С тобой все становится лучше. Даже это.
Крис села ровно и нахмурилась.
— Энджи. Что происходит?
— Дай я сначала закончу, ладно? Как у тебя с шитьем?
У Крис округлились глаза.
— Шутишь, да?
— Нет, не шучу. Ладно, если ты не можешь, я сама. Дай сумку. — Аллегро достала бутылочку местного обезболивающего с пульверизатором, широкий рулон бинта и стерильный набор, где были нитка с иголкой.
— Ты что, серьезно?
— Мне не впервой. — Аллегро побрызгала анестетиком ногу и открыла стерильный набор. Она как раз закончила вдевать нитку в иголку, когда Крис остановила ее руку, и проговорила:
— Нет, я… могу.
Когда началось действие обезболивающего, Аллегро скрежеща зубами, сделала первый стежок, чтобы показать Крис, насколько глубоко должна проходить игла. Потом приступила Крис, постоянно посматривая на Аллегро и вытирая кровь. Каждый стежок был сделан кропотливо и ровно. Всего их было пять.
— А у тебя замечательно получилось, — сказала Аллегро. — Скрываешь таланты.
Крис силилась улыбнуться.
— Мне в жизни не пришлось даже пуговицу пришить.
Аллегро подняла бедро, чтобы Крис могла пропустить бинт и закрепить его. Ее руки были так же нежны, как и прошлой ночью, и Аллегро мучительно боролась с собой, пытаясь прогнать воспоминания, от которых щемило в груди. Крис посмотрела на нее долгим взглядом, и только потом проговорила:
— Так ты мне расскажешь, что произошло, Энджи?
— Мишель. — В ее голосе было столько нежности, она сама себя не узнавала.
— Что?
— Меня зовут Мишель Тейлор.
Глава двадцать вторая
Ошеломленная, Крис смотрела на нее, не отрываясь.
— За тобой охотится полиция, или что-то в этом роде?
Аллегро покачала головой. И как на это ответить?
— Ну, тут все сложно. Я работаю на частную организацию.
— И чем она занимается?
— Всем, что может быть нужно. Об этом я не могу распространяться.
Крис какое-то время изучала ее лицо, точно видела впервые.
— То есть, ты шпионка?
— Не совсем. Я не работаю на какое-то определенное правительство.
— Типа, наемник?
— Я делаю этот мир… более безопасным местом.
Крис вжалась в сидение, отпрянув.
— Господи. Ты убиваешь за деньги?
— Иногда приходится избавляться от всяких тварей, — сказала Аллегро. — А иногда я защищаю себя. Или других.
Крис смотрела на нее с опаской.
— И кто был тот мужчина?
— Он здесь с той же целью, что и я, с той лишь разницей, что он намерен убить тебя, когда получит то, что ему нужно. — Аллегро мучили сомнения. Она не хотела чрезмерно пугать Крис. Она готова была смеяться над собой. Куда уж хуже. Их уже преследовали и едва не пристрелили. — Меня сюда послали, чтобы получить бриллиант, который пропал очень давно, и который принадлежит афганскому правительству. Это тот, который тебе оставил отец.
— Хочешь сказать, у меня настоящая «Голубая Звезда»?
— Да.
— Откуда ты знаешь? — Крис была поражена. — Дядя по поводу него консультировался со специалистом.
— Подлинность твоего камня уже подтвердил профессор Байят, — сказала Аллегро. — Он, скорее всего, тебе об этом ничего не сказал, но афганцам передал, что камень подлинный. Того мужика в музее послали они. Он тебя несколько дней выслеживал. И я почти уверена, что у твоей матери никакие не галлюцинации. Он мог вломиться к ней в палату в поисках бриллианта. Ей повезло, что она осталась жива.
Крис прерывисто вздохнула.
— А я-то ей не поверила, сослалась на болезнь. — Шок и подавляющее чувство нереальности происходящего повергли Крис в отчаяние. — Я не понимаю, как могло дойти до такого. Почему они не скажут, что камень им нужен? Тем более, если он им так нужен, что они готовы пойти на убийство?
— Потому что только некоторые большие шишки там знают, что настоящий бриллиант не на месте, — сказала Аллегро. — Они десятки лет выставляли подделку, и пощады им не будет, если арабский мир узнает об обмане. Они не могут допустить, чтобы ты или господин Гофман дали этому огласку в прессе.
— Но мы бы не стали этого делать, — сказала Крис с болезненной наивностью.
— Я знаю, но мы с тобой говорим о правительстве, — этим людям доверия нет, — мягко сказала Аллегро. — Они-то полагают, что, если им удастся украсть камень, то тебе, никто не поверит, что он был подлинным. Но это еще не самое страшное. Дело в одном подлом афганском политике, который решил наложить лапу на бриллиант, пока его не вернули в персидскую корону. Он хочет пустить его на спонсирование операций Аль-Кайды. Он рассудил так, что о поддельном камне никто не узнает, если правда о подлинном никогда не всплывет на поверхность.
