Она едва держалась на ногах.
Он по-прежнему касался ее руки, и это напоминало ему о том, как ее пальцы ласкали его тело. Они больше никогда не будут его ласкать. Почему при мысли об этом его боль усилилась?
– Советую тебе сделать то же самое, – добавил он, презрительно усмехаясь. – Разумеется, я подам на тебя в суд за мошенничество.
– Люк… – Габриель с трудом проглотила ком в горле. – Люк, ты не можешь этого сделать.
– Почему? – Он подошел ближе. Их губы разделяло всего несколько дюймов. – Ты бросила меня в день нашей свадьбы. Опозорила на весь мир. Ты не лучше, чем те мерзкие папарацци, с которыми ты якшаешься. Не сомневаюсь, ты все это спланировала вместе с ними, чтобы уничтожить меня. – Вспомнив, что он все еще держит ее руку, он резко отпустил ее, и она безвольно упала. – Ты ничего для меня не значишь.
– Но… но… я люблю тебя!
Едва Габриель это произнесла, как ее ладонь взметнулась вверх и прижалась к губам, словно она хотела взять назад свои слова. Ее дыхание стало прерывистым. Глаза потемнели и заблестели от эмоций, но Люк хотел большего. Хотел, чтобы она отрицала, что имела дело с Сильвио. Что предала его. Одновременно с этим он хотел, чтобы ей было больно. Чтобы она тоже чувствовала внутри себя пустоту.
– Прошу прощения, Габриель? – Он сделал так, чтобы ее имя прозвучало как удар хлыста по нежной плоти, – Как ты сказала?
Она удивила его. Ее руки сжались в кулаки и опустились вниз. Она была одета во все белоснежное. Единственной вспышкой цвета были ее яркие глаза. В вырезе ее топа виднелись тонкие ключицы. Его возмущало, что она так красива, так величественна даже сейчас.
– Я сказала, что люблю тебя. – Ее голос дрожал, но голова была высоко поднята. Она смотрела прямо в его глаза. – И это правда.
– Ты меня любишь?
Она как будто говорила с ним на языке, которого он не знал. Он сказал слово «любишь» так, словно это какое-то заболевание и он мог заразиться, произнеся его вслух. Внутри у него словно что-то сломалось, но он не мог позволить ее словам повлиять на него.
Наклонив голову, он скептически посмотрел на нее:
– И какой реакции ты ожидала в ответ на свое заявление, Габриель?
– Я ничего не ожидала. – Ее губы дрожали. – Это правда. Не больше и не меньше.
Люк произнес грязное итальянское ругательство, и ее щеки покраснели. Затем он положил руки на ее обнаженные плечи и притянул ее к себе. Теперь их разделяло всего несколько дюймов.
Была ли это любовь или безумие? Или любовь сама по себе была безумием, как он всегда считал, хотя он никогда не чувствовал себя настолько безумным, как сейчас? Почему ему хотелось сорвать с нее одежду и коснуться ее обнаженного тела. «Это всего лишь секс», – отчаянно сказал он себе.
– Ты просто любишь то, что я делаю с твоим телом, – отрезал он. – Это вожделение, а вовсе не любовь.
– Я не могу тебе запретить так думать, – еле слышно прошептала Габриель. – Но я люблю тебя. Несмотря ни на что.
– Я тронут, Габриель, но меня почему-то не впечатлило твое смелое заявление, – грубо бросил Люк, вцепившись в ее мягкую кожу. Затем он слегка наклонил ее назад, словно собирался поцеловать. Он ненавидел себя за то, что хотел на самом деле ее поцеловать, слиться с ней воедино в порыве страсти. – Ты можешь объяснить своему отцу, что предала меня, потому что любишь, а я вернул тебя ему назад как бракованный товар.
– Люк…
Наконец-то. Наконец-то по ее щекам потекли слезы. Он ликовал. Ему хотелось засунуть внутрь себя руку и вырвать ту часть, которая по-прежнему хотела ее защитить.
Несмотря на то, что она с ним сделала. Несмотря на то, что с каждой секундой он все больше убеждался – она все спланировала с самого начала.
Несмотря на то, что он видел собственными глазами, как она его предала.
– Я бы никогда не предала тебя! Я тебя люблю! – кричала Габриель.
– Можешь отправляться ко всем чертям со своей любовью, – произнес он тоном, не терпящим возражений. Он не знал, откуда это взялось, но холодность стала его спасением. Она притупила чувства, бушевавшие у него внутри. Он заставил себя ее отпустить, отошел от жены и сказал, что ему все равно, когда она опустилась на плюшевый ковер. На ее бледной коже розовели отметины, оставленные его пальцами.
Он должен немедленно уйти. Еще немного, и он может передумать.
С этой мыслью Люк направился к двери и ни разу не оглянулся.
Габриель долго не поднималась с ковра. Казалось, прошла целая вечность, прежде чем она наконец осознала, что Люк ушел из ее дома и ее жизни.
Но свыклась она с этим только сейчас, когда после их расставания прошло уже две недели.
Он не отвечал на звонки. В течение суток после его ухода его люди забрали из ее лондонского дома его вещи. Но, несмотря на это, в ее душе еще жила хрупкая надежда, которая умерла после звонка ее отца.
– Можешь возвращаться домой, – прорычал он в трубку. – Из-за своих дурацких выходок ты лишилась мужа. Постарайся сделать так, чтобы из-за них ты не лишилась трона.
Если процесс расторжения их брака уже начался, у нее больше нет причин оставаться в Лондоне. Какая разница, где находиться?
Габриель не осознавала, что находилась в шоковом состоянии, до тех пор, пока не вернулась в Миравакию, в королевский дворец, словно никогда его и не покидала. У нее было такое чувство, словно он находилась в каком-то пузыре под водой, вдали от того, что происходит вокруг нее. Когда по ночам она лежала в постели без сна и горевала о своей потере, то понимала – она прячется от боли и боится позволить себе чувствовать то, что вряд ли сможет пережить.
Габриель пряталась бы так целую вечность, если бы не ее отец.
– Ты оказалась абсолютно бесполезной и погубила свою репутацию. Теперь на тебе вряд ли кто-то захочет жениться, – сказал он ей за завтраком несколько недель спустя. – Боюсь, я не настолько убедителен, чтобы выдать свиное ухо за шелковый кошелек.
Уставившись в свою чашу с мюсли, Габриель поняла две вещи. Во-первых, ее отец не впервые разговаривал с ней подобным тоном, и это были не самые его жестокие оскорбления. Во-вторых, она не обязана все это выслушивать.
Раковина, в которую она пряталась, рассыпалась на части.
Пора положить конец его жестокости и неуважительному отношению к ней. Долг предписывал ей уважать его как короля и как отца, но это не означало, что она обязана терпеть его возмутительное поведение.
Король выдал ее замуж за незнакомца. Люк бросил ее. Разве ей могло стать еще хуже?
Казалось, будто солнце выглянуло из-за туч после долгого ненастья.
Подняв голову, Габриель пристально посмотрела на своего отца. Сейчас она словно видела его впервые. Он, как всегда, был безупречно одет. Светло-каштановые волосы гладко зачесаны назад, красивые черты, как обычно, выражают недовольство.
