Он зацепился за корягу на другом берегу, почти напротив того
места, где стояли четверо – да так там и остался. Серая вода его обтекала, чуть
вспениваясь у препятствия.
И снова никто ничего не сказал. Но взгляды…
– Ано-нэ
[7]
, ребята… – начал кто-то и тут же
умолк.
Они любили меж собой щеголять словечками из местных языков,
хотя ни одного не знали толком. Такая уж была мода.
Казалось, что самые обычные слова звучали как-то странно.
Казалось, что и небо какое-то не такое, и солнце, и вода какая-то не такая.
Было жутко.
И только тогда рассказчик решился. Он не был подмят страхом,
но становилось ясно, что не стоит лезть на рожон.
В общем, он дал команду возвращаться. И они добрались
до своих без всяких неожиданностей и поганых сюрпризов. Между прочим, второй
труп, когда они проходили той же дорогой, остался на прежнем месте – но мимо
него прошли, старательно отворачиваясь, притворяясь, будто ничего не видят, как
и мимо первого, у развалившейся избушки, который так и сидел у единственной
уцелевшей стены…
Неприятный им мотал нервы чуть ли не до завтрашнего полудня
– слушал каждого по отдельности, заставлял подробнейшим образом излагать все на
бумаге (и, надо полагать, сравнивал показания). А потом, собрав всех вместе и
уставясь глазами-дырочками, сказал словно бы лениво:
– Ничего этого не было, понятно? А кто сболтнет хоть слово
на стороне – не взыщите…
Он не повысил голоса, не грозил. Он просто выглядел
человеком, способным стереть в лагерную пыль сотню таких, как они, и это
поневоле впечатляло…
Потом он уехал – неизвестно когда и куда. А рассказчик
служил себе дальше, ни разу в жизни больше не столкнувшись с чем-то
необычайным. И молчал о случившемся долго, очень долго…
Между прочим, Мудрую Лису пристукнули через два месяца. При
самых что ни на есть прозаических обстоятельствах, без всяких хитрых комбинаций
и напряжений ума. Один из пограничных нарядов на рассвете засек группу в пять
человек, переходившую с той стороны. И, поскольку приказа брать живьем не было,
пулеметчик попросту высадил по ним диск «дегтяря». Положил всех. Среди убитых
потом достоверно опознали Мудрую Лису. Кто бы он там ни был, но от пули, надо
полагать, был не заговорен…
Комментарий.
Собственно, небольшое уточнение, касающееся времени
действия, которое можно установить довольно точно. Петлицы на воротник с
продольными полосками и звездочками на них были введены приказом по НКВД СССР в
июне 1936-го и отменены в августе 1938-го. Точного количества звездочек
рассказчик не видел, но три полоски сами по себе уже означали звание, как
минимум соответствующее армейскому полковнику.
По описанию незнакомец, как стало ясно впоследствии, крайне
напоминает небезызвестного Глеба Бокия, густо замазанного во всякой чертовщине,
оккультизме и прочей мистике. Но рассказчика об этом уже не спросишь – он умер
задолго до того, как фотографии Бокия появились в книгах. Да и потом, описание
загадочного незнакомца в немалых чинах вряд ли приложимо к одному Бокию. Мало
ли было неприятных субъектов с обтянутым кожей черепом и глазами-дырочками.
А комментариев у меня попросту нет. Как выражался
рассказчик, каматта-нэ…
4. Вот пуля пролетела…
Произошло это опять-таки на Дальнем Востоке (но рассказано
совершенно другим человеком).
Пограничный наряд преследовал пришедшую из-за кордона банду,
крепко напакостившую на нашей стороне и пытавшуюся скрыться на своей. И
преследователи, и погоня были пешими. Пограничников было четверо, а бандюков –
сначала трое, но к тому моменту, когда им зашли наперерез и прижали в распадке,
осталось двое.
Этих двоих хотели взять на рывок. Необходимы были «языки» из
этой именно банды. И потому, давши залп в воздух из-за кустов, четверо
опрометью бросились вперед, петляя и уклоняясь от выстрелов по всем правилам.
Такая атака – дело рискованное, но был четкий приказ…
Одного и взяли, почти сразу же – он не стал отстреливаться,
кинулся бежать, вот его и догнали, угостили прикладом, сбили с ног, повязали…
Рассказчик несся прямо на второго, их разделяло метров
полсотни. И вот этот второй, будучи, надо полагать, малость хладнокровнее
напарника, уносить ноги не стал. Он остановился, развернулся к настигающему и,
прочно утвердившись ногами на земле, вскинул ручной пулемет Льюиса – оружие по
тем временам хоть и безнадежно устаревшее, но тем не менее по-прежнему
способное вмиг наделать в живом человеке чертову уйму дырок, категорически не
совместимых с жизнью…
Ситуация для нападающего была безнадежная – тут уж петляй не
петляй, а срежут тебя все равно. Будь расстояние меж ними поменьше, еще
обошлось бы… Но ничего уже не поделаешь, голое место, где не заляжешь и не
спрячешься, оставалось бежать опрометью, надеясь на чудо…
И чудо стряслось, знаете ли. Произошло нечто.
Как потом ни ломал голову рассказчик, как ни пытался
вспомнить, что же, собственно, случилось и в чем заключалась странность
происходящего, сам себе ответить не смог.
Попросту – что-то произошло. Как будто все остановилось
вокруг, абсолютно все. Рассказчик отчетливо видел, как из ствола ему навстречу
появилось с десяток пуль – то есть видел то, чего, учитывая скорость полета
пули, человек видеть не в состоянии. Пули одна за другой появлялись из ствола и
этакой неспешной вереницей, что твои журавли, плыли к подбегавшему
пограничнику. Плыли со скоростью спокойно идущего человека, не быстрее. А он
осознавал себя так, словно бежал правильно, со всех ног, летел сломя голову.
В общем, пули плыли навстречу. Плыли, плыли… Бандит со
вскинутым «Льюисом» казался оцепеневшей огромной фотографией, он выглядел
плоским, неживым, странной картинкой…
Не было времени ни о чем думать. Пули плыли медленно, и все
тут. Человеком в такой миг руководят рефлексы, инстинкты, нечто звериное…
Наш пограничник попросту, видя такое дело, не рассуждая и не
удивляясь, обогнул эту неспешно ползущую цепочку пуль, уже насчитывавшую штук
двадцать. Обежал, как некое неподвижное препятствие, рванулся в сторону, зашел
справа, размахнулся карабином, будто на учении…
И все пришло в прежнюю норму, исчезла эта непонятная
странность окружающего. Он вмазал прикладом пулеметчику по шее, сбоку, каким-то
чудом оказавшись рядом, сбил с ног, свалил… Взяли и этого.
Потом, правда, друзья удивлялись: как сумел извернуться?
Ведь палил этот гад буквально в лоб, навстречу… Но удивлялись мельком, быстро
забыли – мало ли что случается в скоротечной схватке. Никто ведь толком не
присматривался…
5. Белый огонь
Совсем незадолго до смерти Сталина, году то ли в пятьдесят
первом, то ли пятьдесят втором, меня послали в командировку в Сибирь, в одно из
тамошних областных управлений МГБ. Командировка была не активной – чисто
бумажные дела. И провернул я все быстро. Перед отъездом мы с местными
товарищами решили посидеть, как полагается по русскому обычаю. Коллективное
употребление тогда не особо приветствовалось, следовало все это делать
потихонечку, чтобы ни одна посторонняя душа… Да и кое-кто из своих тоже…
