Но это со мной приключилось на самом деле, честное слово!
Это была тварь в человеческом облике. Оборотень. Знаете, я и тогда была твердо
уверена, и теперь стою на том же: если бы я все же села в машину, к этому – там
бы мне и конец. Потому что оно охотилось. Не могу объяснить, почему, но я это
знаю совершенно точно. Оно охотилось на людей, на одинокого прохожего. Там бы
мне и конец. Не знаю, почему оно не выскочило из машины, не бросилось на меня.
Не берусь гадать. Да, я где-то читала впоследствии, гораздо позже – именно так,
боковым зрением, глядя не прямо, и можно увидеть истинный облик какой-нибудь
нечисти. Так в народе считают. И ведь оказалось, все правильно!
Исчезали ли люди из расположения дивизии? В тех местах?
Ну разумеется, случалось. На войне это бывает не так уж редко и официально
именуется «пропал без вести», о чем родным отсылается соответствующее
извещение. Мало ли что… Одного уволокла неприятельская разведка, другой
попросту дезертировал, третий наступил на мину, и его разнесло в мелкие клочки.
Всегда находились разумные, привычные объяснения. Чтобы предполагать нечто
подобное моему случаю, нужно испытать это самому, а такое, к частью, случается
довольно редко. Я в жизни не слышала от людей ничего подобного, никаких историй
о встречах с чем-то подобным… а впрочем, я и сама до-олго никому не
рассказывала. Такие вещи человек обычно держит в себе, нет ведь ни
доказательств, ни улик.
Но это было со мной, чем хотите клянусь…
Настырный мадьяр
Сержант застрелил венгра. Всадил в него длинную очередь из
ППШ шагов с десяти.
Событие было не бог весть какое, не вызвавшее, если честно,
ровным счетом никаких эмоций. Сержант воевал давненько, с сорок второго, то
есть два с лишним года, и на счету у него было немало вражья – немцы, румыны,
уже здесь – парочка венгров, еще до этого, нынешнего.
Не безоружного шлепнул, в конце-то концов, и уж безусловно
не мирного жителя – венгр был военный, в полной форме, в каске, с автоматом, не
цветочки собирать вышел, не прохлаждаться…
Наши брали небольшой городок на самой границе с Австрией.
Немцы отступали, Венгрию они уже потеряли, и ловить им тут было нечего. Венгры
тоже уже выдохлись – но вот местные партийцы еще кое-где пытались
сопротивляться.
Выскочивший на сержанта мадьяр был как раз партийным, судя
по повязке со скрещенными стрелами на рукаве – салашисты долбанные, ничего
удивительного, уже видали таких… Упрямый, как все фашисты. Вылетел из-за угла,
вскинул автомат здешнего производства, судя по перекосившемуся лицу, собирался
рубануть по сержанту очередью решительно и всерьез.
Ну, а сержант опередил. Для него это был далеко не первый
уличный бой. Мадьяр завалился на кучу кирпича возле угла полуразрушенного дома,
чуть-чуть подергался и кончился. Убедившись в этом быстрым опытным взглядом,
сержант махнул своим, и они бросились дальше, к окраине.
Но этот «стрелочник» оказался последним. Больше
сопротивления они нигде не встретили, городок был взят окончательно, и войска
принялись в нем осваиваться.
А с темнотой – началось…
На ночлег взвод расположился в каком-то складе, капитальном
строении с крохотными окнами в решетках. Венгерского никто не знал, но, судя по
большим аляповатым вывескам и тому, что склад примыкал к домику, который
определенно был магазином, принадлежала эта хоромина какому-то торговцу не из
мелких. Грустно только, что и в магазине, и на складе было хоть шаром покати –
не нашлось ничего, подходившего бы под категорию полезных в хозяйстве военных
трофеев. И бесполезных тоже не было – лабаз, такое впечатление, вымели под
метелку. Быть может, отступавшие немцы постарались, движимые тем же
хозяйственным рефлексом. На складе все еще стоял слабый, но стойкий запах
колбасы, копченостей и еще чего-то съестного – а мимо таких вещей ни один
расторопный солдат любой армии ни за что не пройдет…
Ночью сержант проснулся оттого, что в ноздри настойчиво лез другой
запах, гораздо более неприятный, насквозь знакомый – душный, сладковатый
запашок разложения.
Он открыл глаза. Непонятно было, как это получается, что он
видит окружающее, что твоя кошка – внутри огромной коробки с парой крохотных
окошечек под самым потолком должно быть темно, как в погребе. И все же он
отчетливо видел, что рядом вместо Васьки Кондакова лежит давешний мадьяр, и не
просто лежит, а поглядывает. Лицо у него было определенно неживое – этакой
восковой белизны, стянутое гримасой, рот приоткрыт, да так и застыл – но глаза
смотрели, как живые. Воняя знакомым запашком начинавшегося разложения, венгр
явственно издал звук, что-то вроде: «Хыр-хыр-хыр».
Это был никакой не кошмар. Слишком реально бил в нос запах,
и покрытый шинелью дощатый пол был жестким, пыльным, и все прочее, абсолютно
все, свидетельствовало, что это не сон…
Сержант заорал – чисто машинально. Поднялись две-три головы
и тут же упали, никто не проснулся, привыкли, каждую ночь кто-нибудь вот так да
орал во сне…
Однако сам сержант не просыпался – а значит, и не спал
вовсе, и покойничек в том самом мундире, с фашистскими стрелами на рукаве, со
знакомой рожей, ухоженными усиками лежал рядом, все так же издавая свое
«хыр-хыр-хыр»…
Здесь был даже не страх, а что-то другое – быть может,
ощущение острой неправильности момента. Сержант в жизни с таким не сталкивался,
не верил ни в какую загробную жизнь и бродящих ночами мертвецов. Однако дохлый
мадьяр был здесь, совсем рядом, лежал, таращился и хыркал…
Сержант осторожненько приподнялся, переступая меж лежащими,
отступил бочком-бочком, отошел в угол. Старательно пытался себе внушить, что
все это ему только мерещится, бывает такое из-за расстроенных нервов. Закрыл
глаза, прилег на свободное местечко, прижался к стене и попытался задремать.
Очень быстро ноздри вновь ощутили противный запашок, и рядом
послышалось: «Хыр-хыр-хыр»… Покойный опять был тут. Лежал, таращился в лицо и
издавал прежние звуки, то ли хрюкал, то ли фыркал. Сержант крепко зажмурился,
надеясь, что как-нибудь само собой обойдется. Время шло. Мертвец так его и не
коснулся, и на том спасибо – но его присутствие чувствовалось совсем рядом:
окоченевшее, распространявшее холодок тело – или только казалось, что веет этот
холодок? – запах, хорканье…
Сержант вскочил и решительно вышел во двор, под звезды.
Видно было неподалеку бдительно прохаживавшегося часового. Достав кисет,
сержант проворно, на ощупь свернул себе цигарку. Высек огонь, припалил,
затянулся.
Рядом послышалось хорканье, потянуло тлением. Чертов мадьяр
торчал рядом, у самого плеча, фыркая и таращась. Часовой смотрел прямо на них,
но никак не реагировал – и сержант понял, что тот не видит странного гостя…
Так и прошло несколько часов до рассвета – когда сержант
уходил внутрь, ложился и пытался задремать, мадьяр возникал рядом, укладывался
– непонятно, как он оказывался меж сержантом и его соседом – и снова начиналось
фырканье. Когда сержант выходил на свежий воздух, покойник очень быстро
появлялся рядом…
