– Это откуда здесь?
Проводник – надежный и проверенный, из батраков, с заслугами
перед революцией и Красной армией – мялся. Помалкивал. Даже не пытался по
своему всегдашнему обыкновению объявить загадочный полуразрушенный город
«плохим местом», «яман». А меж тем у него было множество известных ему
одному «яманов». В одном, дескать, никак нельзя оставаться на ночлег –
иначе ночью припрется горный дух с железным лицом и вывернутыми назад ступнями,
передушит всех, как цыплят. В другом вот уже лет пятьдесят бродит с самыми
недобрыми к путникам намерениями душа зарезанного разбойниками купца.
В третьем давным-давно закопали проклятый клад, и лучше там не
задерживаться без особой нужды, проезжать побыстрее. И так далее – дэвы в
развалинах заброшенного кишлака, огромные, с кошку, пауки-кровососы,
девушки-оборотни…
Сейчас, однако, проводник угрюмо молчал, почесывая в затылке
обеими пятернями сразу. Потом пожал плечами:
– Знать не знаю… В жизни не слышал ни про какой город.
Посмотри, он совсем старый… Сам по себе помаленьку рассыпается. Если бы тут
жили, про них обязательно бы знали старики. Или охотники. Старики и охотники
все знают. А про такое никто ничего не знает… Люди отсюда очень давно
ушли… или очень давно умерли. Так давно, что и памяти не осталось. Давно…
– Ерунда! – крикнул подъехавший к ним товарищ
Аршак. – Не должно тут быть никакого города! Потому что здесь никогда не
было ни единого государства. А большой город никогда не бывает сам по себе,
понимаешь? Большой город означает – государство. Я помню, чему меня учили… По
науке, здесь никаким городам не полагается быть. Государства здесь не было.
Одни дикие горы…
Он был армянин, вспыльчивый и горячий. Кто-то говорил
командиру, что товарищ Аршак в свое время и в самом деле был студентом в
Петербурге, в каком-то крайне удачном заведении, пока его не сорвала с места
революция. Сам командир, откровенно говоря, закончил лишь реальное училище и
унтер-офицерские курсы. Однако реальное от гимназии отличалось лишь тем, что в
реальном не преподавали древних языков, а вот историю учили по тем же
учебникам, что и в гимназии. Он и сам понимал, что большие города – признак
государства. И помнил с грехом пополам, что никаких государств тут и в самом
деле не было.
Однако данный город был чертовски убедителен. И командир,
ткнув плеткой в ту сторону, проворчал:
– Наука наукой… Это что, мираж?
– Вряд ли, – вынужден был признать товарищ
Аршак. – На мираж ничуть не похоже. Но все равно, по науке не положено…
– А что, наука знает все на свете? – пожал плечами
командир. – На худой конец, ради пущей надежности, можно проверить…
Он тряхнул плечом, ловко уронив карабин прямо себе в руки,
приложился, уверенно выпустил три пули. Покосился на товарища Аршака. Тот с
удрученным видом поцокал языком. Как и все остальные, он прекрасно видел – пули
выбивали крошку из каменного быка, того, что справа.
– Командир! – прямо-таки взвыл проводник. – Ну
зачем? А вдруг это плохое место? В таких местах как раз и поселяются те,
которые…
– Ох, да хватит! – в сердцах сказал командир. –
Снова не начинай… И без твоих яманов тошно.
А кто-то из бойцов протянул мечтательно:
– Говорят умные люди, что в таких вот местах кладов навалом…
Вот эта реплика командиру не понравилась вовсе уж
категорически. Он хорошо знал своих людей – надежные были ребята – и вовсе не
боялся, что дисциплина в одночасье рухнет, и красные конники, пренебрегши
присягой, полезут искать клады. Просто-напросто такие вот реплики настраивают
личный состав на отвлеченный лад, меж тем погоня силами мангруппы – дело
серьезное и не терпящее отклонений от маршрута даже в мыслях…
А потому он непререкаемым тоном распорядился:
– За мной, рысью марш!
И первым направил коня к выходу из ущелья, явственно
видневшемуся впереди.
Остальные, конечно же, двинулись следом, больше не
оглядываясь на таинственный город.
…Джантая они так и не догнали, ускользнул, старый черт. Их,
конечно, ругали, но подобное случалось в этих краях не впервые, и все обошлось,
дальше ругани не продвинувшись. Возвращались они другой дорогой и города больше
не видели. Командир о нем все же упомянул в рапорте – мимоходом, одной фразой.
Несомненно, то же сделал по своей линии и товарищ Аршак. Этим дело и кончилось.
Снедаемых научным любопытством ученых поблизости не обреталось, а специально
писать в Академию наук никто не стал бы, хватало своих, более приземленных и
насущных забот. Товарищ Аршак, правда, грозился потом, что, когда будет в
Ленинграде, непременно зайдет к какому-то профессору и расскажет о загадочной
находке, но вряд ли у него выдалось время. На фоне того, что творилось в
стране, чекист не нашел бы времени ходить по профессорам. А в тридцать шестом,
долетали слухи, товарищ Аршак оказался прикосновенным к правотроцкистскому
блоку – и как сквозь землю провалился.
А вот командиру повезло – он уцелел в бурные годы, не выйдя
в большие чины, служил не лучше и не хуже многих, отшагал Отечественную, в
отставку ушел полковником в пятьдесят пятом. Эту историю он рассказал
племяннику во времена оттепели, а племянник в начале восьмидесятых рассказал
мне.
Если этот загадочный город существует на самом деле, он так
и стоит в той горной долине – циклопические стены, башни, каменные быки у
ворот. Вот эти быки, кстати, служат стопроцентным доказательством того, что город
этот – не мусульманский. Ислам, как многие, должно быть, знают, запрещает
изображать живые существа. Вот с древнеиранской мифологической традицией бык
как раз связан теснейшим манером и служит образом лунного божества, –
каковым был и в Средней Азии две-три тысячи лет назад. Вот только неизвестный
«товарищ Аршак» был кругом прав: современная историческая наука ничего не знает
о каких бы то ни было древних государствах в тех местах. Ну, а всякого, кто
рискнет заикнуться, что современная историческая наука, деликатно выражаясь, не
всеобъемлюща, моментально зачислят в презренные атлантологи, рехнувшиеся
морозианцы и выкормыши академика Фоменко.
Поэтому поставим точку. Если город существует, он так и
стоит в той долине. Но никто не знает, где эта долина…
Героический пес
1929 год, осень. Где-то неподалеку от афганской границы.
Пограничный наряд попал в засаду, и дела складывались плохо.
Старший наряда, раненный в грудь, уже перестал вздрагивать и хрипеть, лежал
совершенно неподвижно. И две попавшие под меткий и неожиданный залп лошади уже
не бились (что в сложившемся раскладе для двоих оставшихся пограничников было
только на пользу, за лошадиными трупами они с грехом пополам и укрывались от
града пуль).
Нельзя сказать, чтобы басмачи особенно наседали. Не было нужды.
Очень похоже, они знали расписание нарядов и тактику патрулирования – очень уж
уверенно, несуетливо держались. Точно, полное впечатление, знали, что наряд был
застигнут в начале длинного маршрута и тревожиться на заставе начнут только к
вечеру – а до вечера еще далеко, едва минул полдень…
