Ввалился к себе. Ординарец мой – хороший был парень,
татарин, рассудительный, хваткий – спал уже. Вскинулся спросонья:
– Тревога?
Я, надо полагать, влетел, как бомба…
– Спи, говорю, ничего такого…
Он голову уронил и снова похрапывает. Нашел я свой
неприкосновенный запас, хватил добрый стакан, и стало чуточку полегче.
Гимнастерка распахнута, крестик висит наружу, за окном словно бы кто-то шипит и
посвистывает…
Снял я автомат с крючка, положил его на колени и долго-долго
сидел на табуреточке. В доме темно, хозяйка спит тихо, как мышка, Галим
похрапывает, а за окном разгулялась непогода – так и лупит снежком по стеклу, и
никак не могу отделаться от впечатления, что это не просто снег, а словно бы
снежные лапы царапают – корявые, противные. И словно бы голоса, но ни словечка
не разобрать, – а впрочем, в метель так бывает.
Допил я остаточки и понемногу задремал прямо так, на
табуретке, привалившись к стене, с автоматом на коленях.
Утром меня Галим такого и нашел. Я ему соврал, будто ночью
под окнами шлялись какие-то подозрительные типы, вот и решил на всякий пожарный
покараулить. Он, по-моему, поверил – дело было в Западной Украине, а там по
ночам могли шляться самые неприглядные субъекты…
Утро, как известно, вечера мудренее. Все я прекрасно помнил,
но не испытывал ни особенного страха, ни тревоги – хотя и твердо знал, что все
эти поганые чудеса мне не привиделись, а были наяву в том домишке.
Удальцова я потом, естественно, встретил очень быстро. Он на
меня смотрел, как на чужого, незнакомого. Даже не подошел. А вот майор мне
больше на глаза не попадался. Не станешь же специально болтаться по штабным
помещениям, высматривать… Ну, предположим, увидел бы я его? И что
прикажете делать? Особистам сдавать? На каких основаниях?
Да, а между прочим, Удальцова убило где-то через недельку.
Об этом было столько разговоров… Потому что, вспоминая его долгое
фантастическое везение, смерть ему выпала даже нелепая какая-то – нарвались мы
на немецкий авангард, они огрызнулись пару раз из самоходок, развернулись и
ходу. Человек пять поранило, а вот Удальцову осколок голову разворотил начисто.
Совершенно такая смерть не гармонировала с полосой его невероятного везения…
А с меня все глупости как рукой сняло. Жил и воевал
совершенно нормально – и в Маньчжурии тоже. Не то чтобы везло, как Удальцову,
но дальше все было нормально…
Мои соображения на этот счет? Ох, сложно… Я все это видел
своими глазами, это было, но, вот такое глупое чувство, я и сам себе временами
не верю, поскольку тот случай вступает в противоречие с материалистическим
мировоззрением… Я же говорю, трудно объяснить. Все это было, но лучше бы его не
было – потому что больше нечего подобного не случалось.
Ну, если допустить вольный полет мысли… Сдается мне, вы и
сами прекрасно понимаете, что этот майор так называемый был из тех, кого не
следует поминать к ночи. И разговор насчет платы, если вспомнить классику,
должен был закончиться известно каким предложением. Давным-давно известно, что
хотят эти… Гоголя перечитайте. И я так думаю, Удальцова он со злости снял с
везения, как часового снимают с поста. Это – если фантазировать.
И вот что еще, коли уж мы углубились в безудержный полет
фантазии. Если обсуждать отвлеченно, как над какой-нибудь научной проблемой,
то, я бы сказал, типчик этот был не из главных. Уж безусловно не сам. Понимаете
мою мысль?
Есть же такое выражение – «мелкий бес». Вот таким он и был –
мелконьким… Как две копейки. Какой-нибудь ихний ефрейторишка, ха…
Но впечатлений, знаете ли, было… На всю оставшуюся жизнь.
Часть третья. Загадочные люди
Тарелка с водой
Я всю свою сознательную жизнь был предельно далек от
сверхъестественного. В силу характера, натуры, да и благодаря профессии.
Преподаватель математики – это кое к чему обязывает, вам не кажется? Мир
строгой логики, четких понятий, не оставляющий места всякой там чертовщине.
Интеллигент-материалист, одним словом.
И только однажды на войне…
Я москвич, коренной. И призывали меня в артиллерию тоже из
Москвы, в июле сорок первого. И получилось так, что нас с женой разбросало.
Тогда подобные истории были не то что не в диковинку, наоборот, самой обычной
вещью.
Наш дом разбомбило дня через три до того, как мне пришлось
явиться на сборный пункт. Фугаска. Осталась груда развалин. Хорошо еще, так
сложилось, что жена с дочкой были у знакомой, вот и выжили. В общем, эта
же знакомая их приютила – и все вместе они позже и эвакуировались.
Понимаете? Мы с ней попросту не знали, куда следует писать.
Дом разрушен до основания, номера моей полевой почты она не знала. Я не знал,
где она, она не знала, где я. Я пробовал писать в домоуправление (она, как
потом выяснилось, тоже писала) – но ответов не было, ни разу. Ну, понять можно:
в домоуправлении своих забот хватало…
Вот так я и воевал до сорок четвертого, представления не
имея, где жена с дочкой, что с ними, живы ли они вообще. Как воевал,
рассказывать не интересно. Как все. Отступали, потом наступали, два раза
ранило, оба раза легко, наградили пару раз… Обычная история.
Мучило, конечно, что с семьей у меня полная неизвестность.
Но понемногу притерпелся, все это как-то сгладилось, ушло поглубже. Да и
некогда было горевать, не до того. С другими бывало гораздо хуже – с теми, кто
совершенно точно знал, что семья погибла. А у меня, по крайней мере, оставалась
надежда…
Ну вот… В сорок четвертом мы стояли в Белоруссии. Уже и не
помню, как называлась та деревенька, что-то совершенно обыденное, какие-то
«вичи»: Козельковичи, Костюковичи, Кроликовичи… Что-то похожее. Нет, не
Барановичи. Барановичи – это город, к тому же близко от границы. А мы стояли в
восточной Белоруссии, где-то меж Могилевом и Бобруйском. Не в том дело…
Главное, я однажды узнал, что наши солдатушки, бравы
ребятушки, прямо-таки в массовом количестве шляются к какой-то бабке – и эта
бабка им гадает, что ли. Судьбу предсказывает, объясняет насчет пропавших
родственников, что-то еще…
Я поначалу посмеялся и забыл. А потом оказалось, что к ней
ходил Женя… ну, фамилия вам ни к чему. Еще напишете полностью, а он жив-здоров,
смотришь, не понравится… Мой офицер, толковейший парень (я тогда уже был
начальником штаба артполка). Представляете? Интеллигент бог ведает в каком
поколении, коренной петербуржец, математик, как и я, материалист до мозга
костей, член партии, наконец… И шмыгает под покровом ночи к бабке-гадалке,
словно в повести Гоголя…
Я ему мягонько поставил на вид. Так вот, он ничуть не
смутился и не растерялся. Смотрел на меня как-то очень уж серьезно и говорил
примерно следующее: материализм материализмом, но та бабка на шарлатанку не
походит ничуть. Мол, она знала о нем то, что узнать ниоткуда не могла – и то,
что она ему сказала, на правду походит как две капли воды. А под конец
ненавязчиво намекнул, что и мне бы не грех… (он мои жизненные обстоятельства
прекрасно знал).
