Всем было очень обидно – на горизонте в кои-то веки замаячил
призрак настоящей сенсации. А не подвернись любитель фантастики? Роман-то
к тому времени был прочно забыт, не переиздавался…
История третья – о серебряном колечке.
Бабушка моя в тридцатом году шла с подругой по дороге за
городом, и они нашли прямо на дороге бумажку, в которую были завернуты два
колечка – обыкновенных, простеньких, серебряных, с пробой-клеймом уже советских
времен.
Они долго колебались, брать или не брать. Обе были женщинами
простыми, высшим образованием не отягощенными, провинциальными. И наслышаны
были о неких тонкостях таких вот находок.
Колечки кто-то мог просто-напросто потерять. А мог и
оставить с умыслом. По убеждению иных, такие вещи делаются со строго
определенной целью: принести нашедшему либо добро, либо вред. Или помочь в
жизни, или передать свое невезение, беду, а то и что похуже…
Потому-то подруги и колебались. Мало ли на что эти колечки заряжены…
Однако взяли в конце концов. Времена стояли бедные и голодные, такое вот колечко,
хоть и простенькое, но серебряное, было ценностью нешуточной.
Так вот, ни с бабушкой, ни с ее подругой ничего плохого не
случилось потом. Не было черной полосы – а вот полоса везения безусловно была.
И в голодные годы бабушка выжила, и уцелела за три года немецкой оккупации в
Белоруссии (где, между прочим, погиб каждый четвертый), и дочь, мою мать,
сохранила. И от карающей руки МГБ в пятьдесят втором без особых собственных
усилий увернулась…
Она умерла в семьдесят втором, колечко досталось мне, и я его
носил на мизинце тринадцать лет. И теперь, обозревая прошлое, не могу
избавиться от впечатления, что полоса везения присутствовала – очень уж от
многих серьезных (а то и – серьезнейших) неприятностей избавлялся легко, словно
все обходилось само собой, само по себе рассасывалось.
В восемьдесят пятом переехал в Красноярск, женился и начал в
жизни совершенно новый этап – без всяких прежних излишеств, богемных эскапад и
безделья. Однажды ночью, ложась спать, уронил кольцо с мизинца за диван.
Поленился вставать и зажигать свет – завтра найдется, никуда не денется…
Так ведь – делось. Утром колечка не было. Нигде.
Комнату я перевернул вверх дном – сначала один, потом
привлек жену. Кольцо исчезло. И не было ни единой щелочки, куда оно могло
бы провалиться. И не было никакого котейки, способного его укатить в другую
комнату – а впрочем, я и другие комнаты вверх дном перевернул, привык я к этому
колечку за тринадцать лет, с пальца не снимал…
Такие дела. Можно, конечно, выдумать убедительное объяснение
(между прочим, любопытно будет послушать, я такого так и не отыскал). Но лично
я не могу избавиться от убеждения, что колечко это выполнило некую свою задачу,
доведя хозяина до этапа, на котором оно уже не требовалось.
Это было, было…
Одним словом, вот вам три истории. Одна – сплошное
надувательство, вторая – сложное недоразумение. А третья… Третью можно
толковать и так, и этак. Все вместе они, по-моему, являют собой прекрасный
пример многообразия и сложности самых разных аспектов Необычайного…
А мои собственные мысли по поводу всего, что в книге
старательно изложено…
Самое интересное, что все рассказанные мне истории (и много
других, в которые вполне можно верить) все же подчиняются определенным законам.
«Обратите внимание, – сказал Симонэ. – Вельзевул в его рассказе не всемогущ».
Вот именно. Всегда есть какие-то законы и закономерности. Просто мы их не
знаем. Просто мы, как писали классики, до этого не слыхивали о полях, имеющих
своим квантом рыжего карлика в удушливо-черном костюме…
Наличие этих закономерностей можно только интуитивно
угадывать. Подвергнуть их рациональному анализу невозможно. Возьмем, например,
истории о неких сущностях, которые, прикинувшись добрыми знакомыми, уводят за
собой человека к черту на рога. Примерно можно понять, почему эти создания
исчезают при упоминании имени Божьего. Но почему такой же эффект вызывает
вопрос: «Куда мы идем?» Попробуйте-ка объяснить… Почему именно этот вопрос, и
никакой другой? Объяснение, быть может, простейшее, но как нам его узнать и от
кого?
А как прикажете быть с таким случаем – когда люди, близко
знавшие Ю.В. Андропова, не сговариваясь, описывают одно его вполне безобидное
пристрастие? Не понимая, что именно описывают. А описывают они, никаких
сомнений, один старый и эффективный прием из практики финских и саамских колдунов,
позволяющий, выражаясь ученым языком, подключаться к информационному полю
биосферы! Совпадение? Или в свои молодые годы Юрий Владимирович в Карелии
кое-чему научился? Кто бы знал…
В свое время я прилежно перелопачивал европейский фольклор –
с одной-единственной целью. Отыскать нечто, не оказывающее влияния на человека вообще.
Понимаете ли, вся описанная в сказках и мифах, в легендах и
быличках нечисть, все загадочные существа, все феи и гномы, баньши и гоблины,
призрачные собаки, морские кони, лесовики, шишиги взаимодействуют с
человеком-наблюдателем. Иногда они ему помогают, иногда вредят. Иногда приносят
пользу, иногда – одни напасти. Но, повторяю, всегда имеет место быть воздействие.
Последствия.
И вот я задался вопросом: найдется ли в европейском
фольклоре некая сущность, некое явление, не оказывающее на человека никакого
воздействия – ни плохого, ни хорошего? Конечно, некоторые призраки именно так
себя и ведут, ни кладов не открывают, ни беды не пророчат. Все верно, но только
– некоторые. А не найдется ли некоего отдельного, самостоятельного вида
сверхъестественного, совершенно к человеку индифферентного?
И ведь отыскался, после долгих поисков! Оказывается, в
скандинавском фольклоре издревле известны так называемые «ночные всадники».
Люди с ними сталкиваются в глухом лесу, исключительно ночью. По тропинке
медленно проезжает непонятный всадник, определенно не имеющий отношения к миру
живых….
И – все! Никогда в жизни этот призрачный всадник не приносил
увидевшему его ни добра, ни зла. Никогда не вступал с человеком в контакт.
Просто-напросто проехал по лесу ночной порой – и сгинул без дальнейших
последствий…
Быть может, это не единственный пример – но другие мне пока
что не встречались.
И снова – ни малейших объяснений. Хотя объяснения, быть
может, предельно просты.
Один из тех, чьи рассказы приведены в этой книге, подметил
интересную вещь: настоящее Необычайное – всегда Непонятное. Непонятное напрочь.
Почему в некоторых случаях прекрасно помогает святая вода и молитва, а в других
– как раз площадная матерщина? Кто знает…
Гадать бессмысленно. Разве что процитировать в заключение
концовку одного из романов В. Пикуля.
Что-то навсегда осталось недосказанным.
Знать бы нам – что?
Красноярск, 2003
