А еще в сундуке лежала детская одежда. Амелия не сомневалась, что это ее одежда. Как-то она принесла на чердак свою куклу Фанни, и она теперь жила здесь. Амелия каждый раз одевала ее во все свое из маминого сундука.
Интересно, а Селина тоже будет жить с ними? Что тогда изменится?
Папа пошел провожать Селину и мог теперь вернуться с минуты на минуту.
Переодев Фанни, Амелия закрыла сундук и взглянула вверх, на маленькое окошко, откуда открывался хороший вид на улицу. Девочка решила подняться по лестнице к окошку, дождаться возвращения папы и сразу же вернуться к себе в спальню.
Снаружи было темно. Луна куда-то спряталась. Но это ничего. Она все равно увидит папу под светом уличного фонаря.
Амелия много раз давала себе зарок не смотреть на дом напротив, но редко выполняла его. В том доме жила женщина, которая никогда не выходила гулять, а вместе с ней еще одна, которая ухаживала за первой. Об этом Амелии рассказала Тилли.
Амелии не очень нравился тот дом и его хозяйка. Конечно, она никакое не привидение, это Амелия просто придумала. Но зато вполне может оказаться ведьмой. А что, запросто! Ведьмой, которая похищает маленьких девочек и заставляет их работать на себя.
Вдруг Амелия увидела, как в доме напротив что-то сверкнуло. Красный маленький огонек. Он зажегся в комнате хозяйки.
Амелия выключила свой фонарик и прислонила лицо к стеклу. Носу стало холодно. Но она не отрываясь смотрела на красный огонек, который то загорался, то гас.
У хозяйки того дома на окнах висели кружевные занавески. Вот одна из них качнулась.
Амелия вся задрожала. Наверное, хозяйка того дома любит шпионить за людьми, стоя у своего окна. Амелия была почти уверена в этом, так как занавеска на том окне иногда двигалась и днем.
Вот она вновь качнулась в сторону! Появилось лицо!
Амелия от страха закрыла глаза ручками, но потом осторожно посмотрела сквозь пальцы.
В том окне показалось белое-белое лицо, а потом человек что-то к нему поднес. Черное, на уровень глаз.
Зачем хозяйке дома понадобился бинокль? И почему она смотрит прямо на их с папой дом? Амелии казалось, что окуляры бинокля наведены точно на ее спальню…
ГЛАВА 14
Антуану нужно было облегчиться. Он стал ерзать на жестком металлическом стуле и мычать. Это все, что он мог делать, учитывая, что его рот был заткнут какой-то грязной тряпкой.
— О, сдается мне, мальчик хочет нам что-то сказать! Это ты хорошо придумал, дорогой. Сам видишь, наше терпе-ние уже кончается, а ты еще не познакомился с одним нашим другом, у которого терпелка самая короткая. — Человек, лица которого Антуан не видел, потому что он стоял между ним и лампочкой, свисавшей с потолка и слепившей Антуану глаза, сильно ударил Антуана носком ботинка в голень и тут же второй раз в то же место. — Ты хочешь нам что-то рассказать, приятель? Ну-ка кивни своей тупой башкой, если я не ошибся.
Боль сжала ногу тисками так, что Антуан едва не задохнулся, но все же нашел в себе силы кивнуть. Он понимал, с кем имеет дело, и догадывался, почему эти люди подкараулили его и запихнули в свою машину прямо на улице среди бела дня. Жаль, что у него ничего не получилось, когда он пытался поговорить с мисс Селиной второй раз. Когда ее гости ушли, он к ней вернулся, но у нее уже был мистер Шарбоннэ, а Антуан не знал, посвящать ли его в это дело. Он решил пока не торопиться и ушел с Ройал-стрит. но до дома так и не добрался. Теперь он жалел о том, что ушел.
— Мальчик хочет нам что-то сказать! — крикнул человек, стоявший сзади. — Давай его послушаем, а?
— Давай, — раздался другой, низкий и спокойный, голос. — Будем надеяться, старичок, что у тебя для нас интересные новости. В противном случае ты можешь отправиться на небо раньше, чем планировал.
Лампочка резко качнулась. На кирпичных стенах заплясали дикие блики… Антуану завязали глаза прямо в машине. Поначалу он пытался запоминать повороты, но их было так много, что он скоро сбился со счета. Он потянул носом. Пахло рекой. А минут пять назад ему показалось, что он расслышал гудок парохода.
Изо рта Антуана вынули кляп, и он закашлялся. К горлу подступила тошнота, и он стал давиться.
Тогда на него обрушился еще один удар. На сей раз в коленную чашечку. Антуан охнул и наклонился вперед. Он был почти лишен возможности двигаться, так как его руки крепко привязали к спинке металлического стула, а ноги к ножкам…
— Только попробуй, мальчик! Только попробуй! Я тебя заставлю жрать свою блевотину, ты понял? — предупредил тот, который его бил. — Я не люблю нюхать то, что другие ели на завтрак.
— Ты полегче, — вновь раздался спокойный голос.
— Для тебя же стараюсь, босс. Сам знаешь, что это за тупицы. Им все время приходится напоминать, кто тут главный и что они должны делать. В них кулаками приходится вбивать уважение к тем, кто выше их! А все потому, что их развратили другие тупицы, приучив их к мысли о равенстве между черным дерьмом и белыми людьми.
— Антуан, — сказал второй, голос которого был более спокойным. — Что ты хотел сообщить нам? Мы тебя внимательно слушаем. Пойми, мы хотим поговорить с тобой, как старые добрые друзья.
— Мне… мне нужно в уборную.
В наступившей тишине Антуан отчетливо расслышал, как колотится его сердце.
— Что?! Что ты сказал, урод?! — Над ним наклонился Злой, и Антуан различил тень от его лица. — Тебе захотелось сбегать по-маленькому? Или, может, по-большому? Или и то и другое?
Антуану стало противно. Это были плохие, очень плохие люди. Кто их воспитывал? Неужели у них тоже были родители? Родители Антуана были тихими и работящими людьми. И сам Антуан был такой же. А когда у них с Розой пошли свои дети, они и их воспитывали так же.
— Отвечай, мальчик! — На него обрушился удар тяжелого кулака, пришедшийся в угол глаза. По лицу Антуана, сбоку, поползла струйка крови. — На хрена тебе захотелось в сортир? Ты надумал сбежать от меня? Подставить меня, да? Ты хочешь, чтобы те люди, на которых я работаю, огорчились?
— Мне нужно облегчиться, — тихо сказал Антуан. — Я не сбегу, обещаю. Я держу слово. Я честный человек.
— Ты тупица, который лезет не в свое дело! Твоя уборная у тебя в штанах, так и знай. А если я и провожу тебя когда-нибудь до сортира, то только для того, чтобы утопить в очке, ты понял?!
— Ладно, разбирайся с ним побыстрее, — сказал Спокойный. — Мне все это уже надоело. И не надо мне ничего доказывать. Делай свое дело, за которое тебе платят деньги. Я не знаю, будешь ли провожать его в сортир или принесешь ему горшок прямо сюда, но он должен заговорить. И сказать то, что нам нужно. Ты понял?
— Понял. Итак, Антуан, ты слышал, что от нас с тобой требуется? Внимание, я повторяю свой вопрос: кого ты видел утром того дня, когда загнулся твой господин?
