Он говорил торопливо, и в голосе его сквозило облегчение. Этим вечером Эндрю не хотелось быть одному, а Грир хотя бы ненадолго спасет его от одиночества.
— Я видела кухню, когда впервые приехала в дом, — развила Грир начатую им тему. — Она прекрасна. Вот будет здорово оказаться там без пятидесяти охающих и ахающих туристов. Нам придется разжигать плиту бревнами, чтобы подогреть воду?
Эндрю рассмеялся:
— Микроволновка бывает тщательно спрятана в дни посещения туристов. У меня даже есть кофеварка. — Он подъехал к боковому входу. — Подожди, я помогу тебе. Там слякоть.
Не спрашивая ее разрешения, Эндрю быстро обошел машину и поднял ее на руки. Грир едва различала звук его шагов, хлюпавших по слякоти. Его аромат, ощущение близости его тела заставили ее забыть о прежних впечатлениях дня. Зайдя в дом, он опустил Грир, и ее ноги коснулись каменной плитки.
— Вот. Не хотелось, чтобы ты испортила свои сногсшибательные туфли, — поддразнил он ее.
Когда Грир подняла голову, Эндрю улыбнулся ей, и она заметила, как он судорожно сглотнул. В желаниях Эндрю Монтхэвена не было ничего предосудительного — и в ее собственных, наверное, тоже. Но все это становилось слишком опасным и неподвластным контролю.
— Отведи меня на кухню, — проговорила она как можно небрежней.
Окруженная живыми свидетельствами былого величия этого особняка, Грир на время забыла об Эндрю и собственных переживаниях. Тем временем, порывшись в шкафах, мужчина извлек кофеварку, засыпал кофе и поставил на поднос кружки.
Отодвинув стул от полированного деревянного стола в середине комнаты, Грир села и принялась разглядывать обстановку. Над плитой и в углублении для хранения бревен висели наборы железных кастрюль. У побеленной стены стояла двойная раковина на ножках, а в маленькой внутренней комнатке справа она заметила еще одну раковину. Должно быть, посудомоечная.
Вдоль стен тянулись застекленные шкафчики, доверху наполненные фарфоровыми сервизами и другой утварью. Столешницы так же, как и обеденный стол, были из полированного дерева, поистершегося по краям от долгих лет службы. Грир тут же представила себе полных женщин в несвежих белых чепцах и длинных хлопковых платьях за работой. Для того чтобы приготовить еду, соответствующую величию столовой, которую им демонстрировали на экскурсии, требовалось, должно быть, немало рабочих рук.
— Голодная?
Оторвавшись от фантазий, Грир непонимающе посмотрела на Эндрю.
— О нет, — ответила она. — Вовсе нет. Но пускай это не мешает тебе самому чем-нибудь перекусить.
— Мне что-то тоже не хочется. Кофе готов, если хочешь. — Прислонившись к столешнице, он оценивающе взглянул на Грир. — Ты только что витала где-то в сотнях километров отсюда, не так ли?
Она смущенно засмеялась:
— Скорее в сотне лет. Я представляла, что творилось на этой кухне во время больших торжественных вечеров, когда дом был полон народу.
— К тому времени, когда я родился, такого уже почти не было, — проговорил Эндрю вполне равнодушно. — Как и материальных излишеств, растраченных на всякую ненужную роскошь и пустое позерство. Конечно, любопытно было бы понаблюдать за этим, но в наше время такому расточительству уже не найдется оправданий — да и тогда-то их не было.
Приглашая ее следовать за ним, он вышел из кухни.
Оказавшись в крыле Эндрю, они проследовали мимо кабинета и зашли в маленькую комнату с темно-коричневыми стенами, украшенными рельефами в форме лавровых венков, и с резным гипсовым потолком. Он поставил поднос на письменный стол из красного дерева и зажег бревна в изящном черном камине.
Створчатые ставни в углубленном оконном переплете были раскрыты, уютный диванчик у окна с пухлыми подушками. Шторы украшал цветочный узор в золотистом, темно-синем и гранатовом тонах, и, когда огонь в камине разгорелся, розовые тени запрыгали по стенам и потрепанной мебели.
— Ну вот, — объявил Эндрю. — Выбери место, а я пока разолью кофе. Пожалуй, добавлю каплю виски в свою чашку. Тебе плеснуть?
— Давай. — Грир повернулась лицом к мягкому дивану и краем глаза заметила еще одну комнату за двойными дверями. Широкая кровать, застеленная простым кремовым покрывалом. Комод с несколькими ящиками. Картины маслом на стенах. И книги — повсюду. Спальня Эндрю. Она судорожно сглотнула и направилась к дивану возле окна.
Эндрю сел рядом с ней.
— Это мое любимое место, — признался он. — Мое окно в мир. Когда был ребенком, я часто приходил сюда под любым предлогом. Чтобы подумать. Или спрятаться, когда не хотел, чтобы меня нашли. Пожалеть себя.
Когда он подал ей кружку, их пальцы соприкоснулись, и она ощутила холод его руки, хотя в комнате было тепло. Эндрю был расстроен, хоть и не показывал этого. Вытянув шею, Грир посмотрела на улицу сквозь оконное стекло в свинцовой раме. Верхушки деревьев и крыши пристроек внизу были подернуты дымкой. При дневном свете отсюда должен быть виден океан.
— Мне тоже здесь нравится. Если потребуется спрятаться, я знаю, куда бежать, — пошутила она.
— А я как раз буду знать, где тебя искать. — По рассеянному смеху Эндрю Грир поняла, что он поглощен невеселыми мыслями.
Поделится ли он своими проблемами с ней? Она сжала кулаки. Ей так хотелось коснуться его, разгладить морщины у него между бровями. Положив ногу на ногу, Эндрю склонился вперед. В этой тишине между ними будто пролегла непреодолимая пропасть, хотя их и отделяло всего несколько сантиметров.
— Может быть, тебе стало бы легче, если бы ты рассказал мне о том, что происходит, Эндрю, — ласково проговорила Грир. Задержав дыхание, она смотрела на его ссутуленные плечи.
Медленно отхлебнув кофе, Эндрю поднял кружку, наблюдая за тем, как поднимается пар.
— Если бы я мог с кем-нибудь поговорить, то это была бы ты. Но это все так мерзко. Тебе не стоит влезать в эту грязь, — угрюмо ответил он.
Повинуясь внезапному порыву, Грир коснулась спины Эндрю и принялась гладить ее вдоль позвоночника, ритмично проводя ладонью сверху вниз.
— Стоит. Я даже, возможно, смогу помочь. Иногда другая точка зрения полностью меняет дело. Когда я замыкаюсь внутри себя с какой-то проблемой, мое воображение только раздувает ее и мешает смотреть объективно.
Эндрю закрыл глаза, и она стала массировать его шею, пропуская сквозь пальцы густые черные волосы.
— Попробуй поделиться со мной, что бы там ни происходило, — настойчиво повторила Грир. По ее конечностям снова разливалось тяжелое тепло. Только одно движение отделяло ее от того, чтобы прильнуть к Эндрю, прижаться щекой к его плечу. Она стиснула зубы.
— Я не знаю, с чего начать.
— Ты требуешь разбирательства по поводу лечения этим Кувером какого-то пациента, так?
— Пациентом был Майкл Дрэйк. Моим пациентом. Ему было пятнадцать, и он умер из-за того, что Кувер не удосужился потратить десять минут на дорогу до госпиталя и осмотреть его.
