— В этом-то и беда, Рей: ты мне не безразлична. Но мне придется с этим жить. Идем. Прежде всего нам надо поговорить. Заранее предупреждаю: разговор тебе не понравится. Но ты будешь слушать и молчать. Понятно?
Рей вынуждена была согласиться. Она вышла из машины.
— Я буду тебе очень признательна, если ты сменишь тон. Я не переношу грубость.
— Ты просто неподражаема, — сказал он и взял ее под локоть. — Даже в самой безвыходной ситуации ты продолжаешь ставить свои условия.
Надо уметь понять, что ты проиграл, — это так же важно, как понять, что ты победил. Так учила ее Бела и просила не забывать это правило. Под руку с Далласом Рей взошла по каменным ступенькам, пересекла широкую веранду и приблизилась к двойным парадным дверям, украшенным по краям тонированными под серебро стеклами. Свет, струящийся изнутри дома, переливался в красно-зеленых дольках веерообразного витража над дверью.
Даллас открыл одну из дверей и пригласил Рей вперед.
Она ступила на красивый кафельный пол, выложенный черно-белой мозаикой, мечтая лишь об одном: уйти отсюда.
— Привет, Талли, — сказал Даллас у нее за спиной. — Как дела?
Рей была так поглощена собственными мыслями, что не заметила тощую седую женщину, сидевшую на ступеньке витой лестницы в центре парадного холла.
— Да вот жду, когда кто-нибудь из вас, ночных гуляк, наконец остепенится, — сказала женщина. Одетая во что-то черное и блестящее, в огромных черных теннисных туфлях со свободной шнуровкой на худых лодыжках, она сидела, сведя колени и далеко расставив ступни. Женщина ткнула в Далласа длинным, изуродованным артритом пальцем. — Ты вовремя пришел, парень. Мне надо тебе кое-что сказать.
Крепко обнимая Рей за талию, Даллас легко подтолкнул ее вперед.
— Потом, Талли. Мне сейчас некогда. Эва дома? А Фенси?
Талли медленно покачала головой. Из-под ее волос, скрученных в тугой пучок на макушке, виднелись полосы пролысин.
— Не-а, — сказала она, — где-то шляются. Конечно, это не мое дело, но женщине в возрасте твоей мамы не пристало шататься по ночам и заниматься неизвестно чем неизвестно с кем. Но это не мое дело.
— Их нет дома? — удивился Даллас. Рей услышала в его тоне веселую снисходительность и впервые почувствовала к нему настоящую симпатию. — Не волнуйся. Я уверен, что они скоро придут. Мама, наверное, в садовом клубе.
Женщина вяло махнула костлявой, но изящной кистью.
— В садовом клубе? Значит, теперь это так называется? Ой-ой, ты смотри! Придется мне последить за своим язычком. Садовый клуб! Гм-гм-гм. Надо полагать, миссис Фенси Ли тоже развлекается в садовом клубе? Гм-гм-гм. Может, и мне записаться в такой интересный клуб?
— Талли давно живет с нами, — объяснил Даллас девушке. — К сожалению, иногда она слишком зарывается, пытаясь за всеми уследить.
— Кто это? — выразительный палец старухи указал на Рей.
— Моя подруга, — ответил Даллас. — Мы будем в оранжерее. Можешь за нас не беспокоиться.
Талли покачала головой.
— Не беспокоиться, говоришь? Ладно, не буду. А она маленькая. И худенькая!
Даллас подтолкнул Рей в спину, указывая путь мимо темных деревянных скамей, стоявших вдоль стен.
— Но симпатичная, — не унималась Талли. — По-моему, это именно то, что тебе нужно.
— Послушай, Талли…
— Ах, ах, ах, — перебила она, — ты прекрасно знаешь, о чем я говорю, мальчик. Скажи мне: когда это было, чтобы ты привел женщину в дом? А я тебе отвечу: никогда. Ты никогда не приводил в дом женщину, потому что еще ни одна из них не пришлась тебе по сердцу. Не считая той глупышки, на которой ты собирался жениться, когда у тебя еще были прыщи на лице.
В другое время Рей могла бы посочувствовать Далласу, но сейчас с удовольствием слушала, как домработница его отчитывает.
— У тебя все получится, девочка, — сказала Талли. — Я верю, наш мальчик все эти годы скрывал хороший вкус. Сегодня я счастлива. Наконец-то у нас впереди что-то забрезжило.
Даллас откашлялся, обнял Рей за плечи и торопливо повел ее в просторную гостиную с желтыми крашеными стенами и очень высокими потолками. Мебель там тоже была мягкая.
— Смотри, не позволяй ему лишнего, девочка! — крикнула Талли им вдогонку. — Пусть не распускает руки! Стоит им только дать то, что они хотят, — и все, пиши пропало! В женщине должна быть тайна. Носи платья с глухим воротом и длинными юбками. Не открывай свое тело: пусть они его угадывают. Почему…
Последние слова Талли уже никто не слышал, потому что Даллас закрыл дверь. Слегка покраснев и стараясь не смотреть на Рей, он прошагал к одной из двух дверей, располагавшихся по обе стороны от белого мраморного камина, и открыл ее.
Девушке ничего не оставалось, как последовать за ним. Она вошла в шестиугольную оранжерею, построенную в боковой части дома. Здесь росли пальмы, гардении, орхидеи, благоухающий виноград, усыпанный мелкими цветочками. По всему было видно, что за растениями хорошо ухаживают.
— Это мое любимое место в доме, — сказал Даллас, все еще не глядя на Рей. — Прошу прощения за сцену. Талли пришла работать в нашу семью еще до моего рождения. Поэтому она считает себя вправе говорить почти все, что взбредет ей в голову. Хотя тех, кто впервые приходит в наш дом, это раздражает.
— Она замечательная, — сказала Рей, втайне злорадствуя и наслаждаясь его смущением. Но ее веселое настроение быстро улетучилось. Она боялась, что Келхауны устроят ей засаду. — Что ты собираешься делать?
Он наконец посмотрел на нее.
— Талли права. Ты симпатичная. Да нет, не то. Просто чертовски привлекательная.
— Не увиливай от ответа!
Ей хотелось бы выяснить свое будущее до прихода его матери и сестры.
— Я представлю тебя моим родным.
В оранжерее было влажно. Обычно ей нравились парниковое тепло и экзотические ароматы тепличных цветов, но сегодня вечером все эти необычные запахи казались чересчур приторными и не успокаивали ее тревогу.
— Я думала, ты не хочешь, чтобы они обо мне знали. Если это не так, если он передумал, значит, она лишилась самого главного козыря.
— Хочешь есть? — спросил Даллас.
— Что ты им скажешь?
— Я могу позвонить Талли, она нам что-нибудь принесет. Иными словами, он собрался истомить ее неизвестностью.
— Я не голодна.
— Иногда приходится быстро приспосабливаться к меняющимся обстоятельствам. Настало время восстановить то, что разрушено.
— То есть?
— Тебе не надо было ходить по Глори со своими вопросами, совать нос в наши дела.
Ей стало дурно.
— И из-за этого ты ехал за мной в коттедж?
