– Нет, – ответила она не очень уверенно. – Пожалуй, нет.
Одеяло съехало, и появилась стройная красивая нога – до самых лимонных кружев в выемке паха. Как бы хотелось Тобиасу коснуться этого места губами, вдохнуть запах чувствительной кожи, проникнуть языком под тонкое кружево.
Перис поплотнее закуталась в одеяло.
– Я рада, что ты приехал сегодня. Рада, что ты помог мне.
Тобиас присел на корточки. Если бы леди знала, что у него эрекция, она бы не стала благодарить его.
– Я тоже рад. Тебе надо лечь спать. А я останусь здесь и подожду, пока кто-нибудь не придет. Потом я позабочусь, чтобы все узнали, что здесь сегодня произошло, и чтобы тебе не пришлось рассказывать обо всем еще раз.
– Не знаю… А, ладно. Спасибо тебе.
Она встала, поднялся и он. Сегодня она чувствовала себя с ним совсем по-другому – менее самоуверенной, гораздо более уязвимой.
– Чего ты не знаешь?
Она приоткрыла рот, собираясь начать говорить, и, решившись, произнесла:
– Хорошо. Но я не лягу в постель, пока не удостоверюсь, что сюда больше никто не сможет проникнуть в темноте.
Тобиас посмотрел сверху вниз в ее бледное, тонко очерченное лицо.
– Давай, – он приобнял ее по-братски и развернул в сторону коридора. На ухо ей он сказал:
– Иди и ложись спать. Я не уйду до рассвета. Ну хоть раз ты можешь сделать, что тебя просят, не вступая в споры? Я же все-таки старший.
Она рассмеялась:
– Ой, это звучит, как эхо из прошлого.
– Так и есть. Я опять играю в старшего брата.
– Ну да, – она пошла, и одеяло потащилось за ней по полу. – Спасибо. Утром первым делом я проверю замки.
Он сам проверит замки. Но вместо этого он сказал:
– Отлично. Если я тебе понадоблюсь, то я здесь, на диване.
Услышав шаги Перис по лестнице, а потом у себя над головой этажом выше, Тобиас улегся на кочковатую бежевую кушетку и пристроил голову на маленькие подушки, сложенные в уголке.
Скопированные украшения. Нападения с ножом среди ночи. Наверное, она и сама не знает, что вмешалась во что-то, куда не должна была вмешиваться. И попала в центр чьего-то внимания.
Тобиас смотрел в потолок. Жизнь до этого времени была не очень сложна, да? Так он теперь влюбился во внучку своего противника.
Старший брат? Но у Перис не было братьев.
ГЛАВА ЧЕТЫРНАДЦАТАЯ
– Это я.
– Да-а, – Конрад рассматривал Синтию через щель между дверью и косяком; дверь его студии была закрыта на цепочку. Потом закрыл дверь, снял цепочку и отступил в сторону, давая Синтии пройти. – Кто знает, что ты здесь?
– Никто. – Дверь хлопнула так, что Синтия вздрогнула. – Ты что, забыл, никто и не знает, что у тебя есть эта студия. – Синтия-то помнила. Она платила за аренду, потому что бездарный художник, который ненавидел работать барменом, мог оказать ей услугу, в которой она нуждалась. Выражение его лица не изменилось:
– Ты опоздала.
– Мне нелегко было уйти.
– Ты была с ним?
– Я там не была целую неделю, – сказала ему Синтия. – Найджел раздражается, если… Ну, ты меня понял. Он привык… ко мне.
– Я и кучки дерьма не дам, если у него конец отвалится. Тебе кое-что от меня нужно. Можешь получить. Но не раньше, чем я получу то, что мне надо. Все, что мне надо.
– Сделаешь? – Она стояла близко от него, проводя ногтем по его голым плечам. В одних джинсах он выглядел привлекательно и приятно воздействовал на некоторые части ее тела. Единственной мебелью в мансарде была кровать с голым матрасом на ней. Может быть, они воспользуются ею, а может и нет. Синтия спросила:
– Конни, ты не передумал? Ты будешь готов, когда я скажу «пора»?
Он не сделал никакого движения – не дотронулся до нее, но и не отшатнулся от ее прикосновений.
– Вероятно.
– Ты же говорил, что точно.
– А ты обещала, что сделаешь сначала то, что я хочу. Кое-что особое.
Синтия улыбнулась.
– А я и собираюсь. Скажи, что ты хочешь, и я сделаю. – Она припозднилась, не была у Конни целых две недели. Сексом занималась только с Найджелом, но сегодня ей очень хотелось, а Найджел не любил повторных представлений. Найджелу было очень важно хорошо работать у Тобиаса. Не менее важно это было и для Синтии, но бедный мальчик не привык каждый день ходить на работу и страшно уставал.
С ненарочитой грацией Конрад пересек мансарду, не сводя с Синтии своих черных глаз – с ее лица, груди, ног, демонстративно избегая ее, но не уходя совсем; он нашарил выключатель и включил цепочку светильников.
Мужчины-европейцы очень возбуждали Синтию. Происхождение Конрада проглядывало в чертах его чувственного, красивого лица, в оливковом цвете кожи.
Он призывно махнул ей рукой.
Синтия не двинулась.
– Хочешь? Подойди и возьми, любовь моя. – Может быть, сегодня это сработает; может быть, сегодня он переменит тактику.
– Ты же знаешь, что мне нравится, – сказал он ей. Синтия пожала плечами и подошла к мольберту, на котором была укреплена незаконченная картина.
– Что это?
– Скажу, когда заплатишь.
Синтия, повернув голову, разглядывала цветок черных теней, распустившийся на синем фоне.
– Тебе нравится, что я плачу за секс с тобой?
– Ты платишь за картины.
Картины служили оправданием для денег, которые она ему давала. Он хвастал, что его картины становятся все популярнее. Произведения, покинувшие эту студию, находили приют в чулане в квартире у Синтии. За деньги покупался секс, составлявший наиболее приятную часть их встреч. Конрад отвлекся от разглядывания Синтии, обратив внимание на подсветку, разглядывая, как освещен большой кусок чистого холста, прикрепленный к единственной стене правильной формы в мансарде. Потолок и четыре окна в нем, повторяя изгиб крыши, под острым углом опускались вниз. Большая часть пола была застелена брезентом.
– Слишком большой, – сказала Синтия про холст, – Мне некуда его деть. – Вся кладовка была уже забита его работами.
– Эту я уже продал.
Синтия пересекла пространство между ними и взяла его за руку.
– Кому? – В ней проснулась ревность. – Я тобой владею.
Конрад посмотрел на ее руку и сказал:
– Мадам, вы арендуете меня. К тому же вас давно не было. У Найджела свои проблемы, у меня – свои.
– Я звонила.
– И вот ты здесь…
– Ты сделаешь то, что мне нужно?
