— Дело в Мэлани, — сообщил Майкл.
Глаза Гас расширились.
— С ней все нормально?
— Не знаю. Думаю, все зависит от того, что считать нормой, — ответил он и рассказал о случившемся.
Когда он закончил, Гас сидела пунцовая. Она вспомнила, как совсем недавно за чашечкой кофе смеялись с Мэлани, обсуждая ширину в сравнении с длиной и тому подобные подробности касательно секса, который в данную минуту казался сродни утешению.
— Что ж, — откашлялась она, — ты понимал, что рано или поздно она узнает о твоем решении выступить свидетелем.
— Понимал. Но меня расстроило не это. — Он взглянул на Гас и задумался. — Понимаешь, весь этот ужас коснулся нас обоих. Я всегда считал, что если случится что-то плохое, то мы сплотимся. Вместе переживем трудности. — Он опустил глаза на подставку под горячее с веселым рисунком, изображение китайского календаря в форме колеса: год крысы, год быка, год лошади. — Ты знаешь, каково это — отдавать всего себя человеку, всего без остатка, пока уже нечего будет давать, а потом понять, что ему нужно совершенно другое?
— Да, — просто ответила Гас. — Знаю.
Она потянулась через стол и похлопала Майкла по руке. И каждый задумался о своем: о Мэлани, о Джеймсе, о том, как тонкий ручеек, разделяющий людей, за одну ночь может развести их навеки.
Они продолжали держаться за руки, когда подошел официант, чтобы принять заказ.
— Миссис! Мистер! — шумно обрадовался он, и на его лице засияла широкая улыбка.
Гас с Майклом отпрянули друг от друга.
— Сколько лет, сколько зим вы у нас не ужинали! — пропел он на пиджине
[11]
. — Когда же придет вторая пара?
Гас замерев смотрела на официанта. Первым решился Майкл.
— Нет, — улыбнулся он. — Мы не женаты. То есть не муж и жена.
Гас кивнула.
— В браке с теми, другими, которых сейчас нет… — сказала она и осеклась, потому что официант продолжал блаженно улыбаться, не желая или не умея понять.
Майкл постучал пальцами по меню.
— Курицу с брокколи, — сделал он заказ. — И еще водки.
В неловком молчании, которое повисло над столом, после того как исчез официант, Гас спрятала руки под стол — у нее до сих пор шумело в ушах от прикосновения Майкла. Тот постучал палочкой для еды о край водочной стопки.
— Он решил, что мы с тобой…
— Да, — подтвердила Гас. — Смешно.
Она не отрывала взгляда от подставок под горячее, от удивительного китайского календаря, и задавалась вопросом: а что, если не только официант подумал, что они поменялись супругами? В конечном счете, подобная ошибка допустима: любой, кто за эти годы видел Хартов с Голдами, знал о взаимоотношениях между ними четырьмя, мог прийти к такому же выводу.
Гас смотрела на Майкла поверх чашки с чаем, думая о его густых седых волосах, крепких руках, о его сердце. Она пришла сегодня к Майклу, потому что была ему нужна. В конце концов, это же естественно, он был почти членом ее семьи.
Что само по себе немного пугает.
И попахивает инцестом.
Тяжелая фарфоровая чашка выскользнула из рук Гас и с шумом упала на стол. Оба испытывали от этого влечения и облегчение, и неловкость одновременно. Но они были достаточно взрослыми, чтобы отодвинуться друг от друга, когда вмешивалась реальность, как, например, в лице официанта-китайца. Людям помоложе подобное решение могло даться не так просто.
Кто сказал, что Эмили не одолевали те же чувства, когда ее весело толкали в объятия парня, которого она воспринимала как брата?
Носить его ребенка?
Гас закрыла глаза и быстро прочла молитву, внезапно осознав то, над чем многие месяцы ломали головы окружающие: почему умная, активная, талантливая Эмили Голд настолько запуталась, что свела счеты с жизнью.
Прошлое
Октябрь 1997 года
В первый раз, когда Эмили призналась, что хочет покончить с собой, Крис засмеялся.
Во второй раз сделал вид, что не расслышал.
В третий раз слушал уже внимательно.
Они возвращались домой после вечернего киносеанса, и Эмили заснула. Она в последнее время, как казалось Крису, много спала: клевала носом по вечерам, по утрам допоздна валялась в кровати, и Крису неоднократно приходилось ее будить, чтобы отвезти в школу, а однажды заснула даже на уроке.
Он вел машину. Она склонила голову к нему на плечо и завалилась на рычаг переключения скоростей. Крис левой рукой держался за руль, а правую нелепо вывернул, поддерживая голову Эмили, когда машина ехала по ухабам.
Чтобы съехать с магистрали, понадобились обе руки, поэтому Крис отпустил Эмили, и ее голова тут же соскользнула к нему на колени. Ухом она прижалась к пряжке на его ремне, грудью навалилась на рычаг переключения скоростей, а носом чуть ли не уткнулась в рулевое колесо. Ее голова была теплой и тяжелой. Они ехали по тихим улочкам Бейнбриджа, и Крис положил руку ей на голову, убрал волосы с лица. Потом свернул на подъездную аллею, заглушил двигатель, выключил фары и стал смотреть, как она спит.
Он провел пальцем по ее розовому ушку, такому хрупкому, что Крис видел переплетение синих вен и мог представить, как по ним течет кровь.
— Эй! — нежно позвал он. — Просыпайся.
Эмили, вздрогнув, проснулась и обязательно ударилась бы о руль, если бы Крис не подставил руку. Она выпрямилась, рука Криса продолжала лежать у нее на затылке.
Эмили потянулась. На левой щеке виднелась глубокая красная бороздка — след от его ремня.
— Почему ты меня раньше не разбудил? — хрипло спросила она.
Крис улыбнулся.
— Ты так сладко спала, — признался он и убрал за ухо прядь ее волос.
Ничего обидного, просто комплимент — он тысячу раз говорил ей комплименты, — тем не менее она расплакалась. Озадаченный Крис протянул руку, пытаясь, насколько позволяла теснота, обнять ее.
— Эмили, — взмолился он, — расскажи мне.
Он почувствовал какое-то движение на своем плече, она покачала головой. Потом отстранилась и вытерла нос.
— Все дело в тебе, — призналась она. — Тебя мне будет не хватать.
Казалось странным слышать это. «Я так по тебе скучаю» — было бы более кстати, но Крис улыбнулся.
— Мы можем встречаться, — сказал он. — Именно для этого в колледжах длинные переменки.
Она засмеялась, хотя, возможно, это был не смех, а всхлип.
