На самой окраине городка они прошли лавочку под названием «У Би».
— О! — воскликнула Сюзи. — Надо зайти к Би и купить леденцов. Тут самые вкусные леденцы. А шоколадное драже — язык проглотишь!
Три девочки свернули в лавку. Там было полно народу, и Ханна обратила внимание, что местные жители не только вставляют «а-гм» к месту и не к месту, а ещё и называют «милочками» всех женщин и девушек, даже едва знакомых. Местный говор превращал это слово в «ми-чка».
Дейз и Сюзи помогли Ханне выбрать сладости. Ханну поразило, что в такой маленькой лавке может столько всего продаваться. Кроме конфет и свежих овощей — первых за сезон — тут были пирожные, булочки, писчая бумага и перья, мышеловки, масло для фонарей, свечи, пчелиный воск и соты прямо из ульев. Сейчас в лавке собрались «местные». Дейз быстро объяснила, на какие группы делится население Маунт-Дезерт. «Местными» назывались те, кто, как она сама и её папа, родился и вырос на острове. Местные громко обсуждали «отдыхающих». Так называли всех, кто приезжает на остров на лето, но не прислугу: про прислугу так и говорили — «прислуга». «Отдыхающие» делились на «обеденных», которые снимали жильё неподалёку от гостиниц и ходили туда столоваться, и «колёсных обеденных», которых надо было возить на телегах или в экипажах, потому что идти до столовых пешком им было слишком далеко. А ещё были «коттеджные» — те, у кого, как у Хоули, имелся на острове собственный дом и штат прислуги, чтобы готовить, подавать обед, управлять яхтой, ухаживать за садом и заниматься всем прочим, что требуется для весёлого летнего отдыха в течение тех двух-трёх месяцев, которые они проводят на «не совсем острове». Местные жители Маунт-Дезерт в подавляющем большинстве были рыбаками. Они ловили всё, что плавает в море, ставили ловушки на крабов и собирали в иле ракушки. Это были суровые и неприхотливые люди. Многие женщины летом служили в гостиницах и коттеджах «отдыхающих», как и дети, и старики, кому уже не под силу было рыбачить.
Выйдя из лавки, девочки минут через десять свернули на тенистую лесную тропу, которая вилась среди сосен и бальзаминов. Она была усыпана толстым слоем сосновых иголок, в котором тонули звуки шагов. Даже звонкие девичьи голоса тут становились тише. Потом тропа расширилась и превратилась в дорогу, покрытую осколками серых ракушек, фиолетовых створок мидий и розовато-оранжевых омаровых панцирей. Внезапно впереди вырос огромный серый гранитный особняк. Стоял он на самом зелёном лугу, какой только доводилось видеть Ханне.
— Это коттедж? — воскликнула она. — Какой же это коттедж? В жизни не видела такого громадного дома!
— Я знаю, — кивнула Сюзи. — Но все богатые почему-то зовут свои здешние дома коттеджами. Не знаю, с какой стати. Может, думают, что так они станут ближе к местным.
— Это как же, интересно? — спросила Ханна, чуть ли не смеясь в голос.
Девочки пересекли роскошный луг и направились к дому. Вокруг особняка суетились десятки слуг. Одни ходили с тачками и чем-то посыпали клумбы, другие убирали граблями лужайку, третьи подстригали живые изгороди. Когда девочки подошли к парадному входу, им навстречу выбежали две горничных.
— Дейз! Сюзи! — закричали они.
— Мы же не пойдём через парадный вход? — удивилась Ханна.
— Почему ж, пойдём. Хоули ещё целую неделю не будет, так что до тех пор можем ходить где вздумается.
Но Ханна уже не слушала. Она только что увидела море. Девочка бросилась бежать через луг к воде, потом замерла. Она и мечтать о таком не смела. К берегу спускался зелёная лужайка, и вода начиналась меньше чем в пятистах футах от парадного входа. Там была уютная бухточка, выходящая на залив, из неё открывался вид на маяк Эгг-Рок и другие острова. А за ними простиралось море, бескрайнее море на тысячи миль вокруг.
* * *
Следующие семь дней были счастливейшими в жизни Ханны. Комната, в которую поселили её, Сюзи и Дейз, находилась на чердаке, под самой крышей. Кровать Ханны стояла в узкой нише с круглым окошком, в которое было видно кусочек моря, две тёмных ели и большой камень лавандового цвета, возвышавшийся у самой воды. Больше ей ничего и не нужно было. Когда бы Ханна ни смотрела в окно, она могла наблюдать за беспрестанно меняющимся морем. Всю ночь она слышала плеск волн, бьющихся о дальние скалы, и представляла себе пенистые гребни, которых из окна не было видно.
Днём Ханна прилежно трудилась вместе с Дейз, Сюзи и ещё полудюжиной местных девушек, готовя дом к приезду Хоули. А по вечерам спускалась к лавандовому камню и часами сидела на нём.
Несколько раз был плотный туман, «густой, что болото», как заявил отец Дейз, по обычаю заглядывавший на кухню в шесть утра выпить кофе.
Однажды вечером, за несколько дней до приезда господ, все слуги отправились в деревню на танцы, которые устраивали в доме собраний при церкви. При церкви «местных» — «отдыхающие» ходили в другую, побогаче. Ханне совсем не хотелось на танцы, и она решила, что куда охотней останется в Глэдроке и, может быть, сходит на свою собственную «скалу радости», как она прозвала про себя лавандовый камень, совсем маленький по сравнению с величавой гранитной грядой, в честь которой дом и назвали Глэдрок — Скала радости. Но сперва Ханне нужно было доделать работу: ей осталось подшить несколько летних платьев Этти и её купальный костюм, до крайности изумивший Ханну. Этти, похоже, единственная из всех Хоули отваживалась плавать в холодном море Мэна, и купаться ей разрешалось только под бдительным присмотром взрослых. Большинство «отдыхающих», особенно «коттеджные», купались в бассейне с морской водой при модном теннисном и плавательном клубе. Но не Этти.
Ханна удивлялась, как вообще можно плавать в таком наряде. Купальный костюм состоял из шерстяных брюк длиной до середины икры и шерстяной же куртки с ремешком. Под брюки надевались полосатые чулки и специальные купальные туфли на шнурках. Закончив подшивать брюки — их надо было удлинить на два дюйма, потому что Этти сильно подросла с прошлого лета, — Ханна собралась пойти в бухту, на свою скалу. Она спустилась по лестнице и вдруг заметила приоткрытую дверь в комнату, куда она ещё ни разу не заходила. Девочка мягко толкнула дверь и вошла.
— О! — тихо выдохнула она. У высокого окна стояла арфа, залитая лунным светом. Сейчас во всём доме не было ни души: ни слуг, ни господ, ни Яшмы. Арфа манила Ханну, как луна притягивает приливы. Девочка второй раз в жизни опустила инструмент на плечо. Арфа легла на место, и Ханна ощутила, как по её телу заструилась энергия. Ханна даже не вспомнила о женщине, которая играла в тот вечер, когда она впервые услышала музыку арфы. Пальцы Ханны сами собой опустились на струны как надо. То была ещё одна частица древнего неведомого мира, ещё один отрывок забытой мелодии, который вернулся к ней, когда она начала играть.
Нота за нотой поднимались в ночь и повисали в воздухе, как пузырьки, как серебристые капли лунного света. Вода это была или свет? Ханна играла правой рукой, потом попробовала взять эти же ноты левой, иначе расположив пальцы на струнах. Звуки получились более глубокие, тёмные, насыщенные, но когда девочка попробовала сочетать их с теми, что играла правой рукой, мелодия как будто наполнилась мягким светом.
