– Но это же Вудвиль, Вудвиль, худородный Вудвиль! – не выдержал Генри Стаффорд. – И как вы, придворный самого Ричарда Глостера, можете восхвалять какого-то выскочку!
Джон Кендел промолчал. Он знал, что его господин, как и герцог Бэкингем, недолюбливает родственников королевы, но он был достаточно благоразумен, чтобы иной раз высказаться и в пользу кого-либо из них, дабы его не сочли противником новой аристократии.
Когда секретарь Глостера покинул покой, Бэкингем надолго задумался. Конечно, нет ничего удивительного в том, что король поручил разбирательство младшему брату. Ричард Глостер с каждым годом получал все больше и больше власти, и Эдуард редко брался решать серьезные дела, не посвятив в них Ричарда. Потому-то Генри Стаффорд, избегавший ехать в Лондон, и хотел дать отчет о своей миссии именно правителю Севера.
Лорд Бэкингем был достаточно родовит и влиятелен, чтобы не считать себя обязанным спешить к Эдуарду по первому же зову, однако в сложившейся ситуации ему так или иначе придется ехать к королю, ибо не может же он удалиться в свой Уэльс, не сообщив никому об исходе своей миссии. Что ж, Лондон так Лондон. К тому же все эти слухи интриговали и его самого. Ричард Глостер никогда бы не взялся за это дело, если бы не был уверен в успехе. Неужели Кларенс так низко пал?..
И опять при мысли об Изабелле Невиль он вспомнил Анну. У него даже мелькнула странная мысль написать этой даме о том, что он только что узнал. Ведь супруга барона Майсгрейва так живо интересовалась и Кларенсом, и Изабеллой… Но уже в следующий миг он отказался от этой идеи. Во-первых, он и сам еще далеко не все знает, а во-вторых, он ведь поклялся себе как можно скорее забыть эту зеленоглазую фею из Ридсдейла, оставившую столь глубокий след в его душе…
В Лондон герцог Бэкингем прибыл в самом конце апреля. Он не спешил предстать пред очами короля, не спешил отчитываться. Его главным желанием было повидать Ричарда Глостера.
Резиденция Ричарда располагалась в ту пору в замке Байнард-Кастл на берегу Темзы. По углам его возвышались зубчатые башни, однако черепичные покатые крыши, ряды высоких окон, слуховые оконца – все это изобличало в Байнард-Кастл не укрепленное гнездовье, а городское поместье. Замок стоял почти у самой воды, но огромные камины спасали от всепроникающей сырости, а роскошь внутреннего убранства вполне отвечала склонностям любившего комфорт Глостера: высокие потолки с позолоченными картушами, бархатная обивка стен, толстые, заглушающие шаги персидские ковры на полу, повсюду огромные бронзовые чеканные вазы, а на стенах – начищенное до голубого блеска дорогое оружие.
Герцог Глостер встретил Генри Стаффорда со всей мыслимой любезностью и, узнав, что тот прямо с дороги, тотчас велел приготовить ему ванну, отвести покои рядом со своими и сервировать обильный ужин на двоих. Он был радушен, приветлив, однако ловко уклонялся от расспросов Генри о ходе дела об отравлении; сам же очень скоро уяснил, что герцог Бэкингем зол на короля и желал бы ограничиться докладом наместнику Севера милорду Глостеру. Сэра Генри можно было понять: каково предстать перед двуличным властителем, который готов был отдать его на растерзание шотландцам из ревности к какой-то смазливой простолюдинке?
В этом Ричард был с ним согласен, кроме того, ему импонировало, что блистательный пэр Англии отдает ему предпочтение перед помазанником Божьим. Ричарда всегда раздражало то непомерное внимание, какое Эдуард уделял женщинам, и та роль, которую они играли в его жизни. Сам он был в этом отношении сух и строг, разнузданных слуг удалял, требовал чистоты нравов, и, хотя в замке Понтефракт и обитал его незаконнорожденный сын Джон, почти никто не знал, кем была его мать. Безусловно, Ричард умел быть любезен и учтив с дамами, но никто не помнил, чтобы он имел серьезные увлечения.
Сейчас, после того как Бэкингем выложил ему все подробности, связанные с договором с шотландцами, и теперь неторопливо воздавал должное блюдам, Ричард негромко рассуждал вслух:
– Никто не пострадает оттого, что перемирие не будет заключено на бумаге, ибо подпись короля Якова под договором не может прекратить набеги в Пограничном крае. Однако мой августейший брат уже начал выплачивать дому Стюартов приданое принцессы Сесилии, и отказ Якова заключить мир выглядит форменным оскорблением английской короны. Даже если брачный контракт и будет расторгнут, нищие Стюарты вряд ли сумеют возвратить денежки. Таким образом, договор непременно следует заключить.
– Но я же говорил, какое нелепое условие выставил Яков Стюарт! Подавайте ему барона Майсгрейва, на которого он зол. Между прочим, я волею судьбы гостил в замке барона и берусь утверждать, что сэр Филип вовсе не таков, каким его изображают шотландцы. Он более занят тем, чтобы уберечь свои владения, нежели чинить набеги.
Ричард странно улыбнулся, слушая пылкую речь Бэкингема, и подлил в бокал герцога красного бордоского вина из высокого кувшина. Ужин был сервирован в увешанном гобеленами покое, напротив большого распахнутого окна, сквозь которое проникали косые лучи заходящего солнца. Легкий ветерок колебал чашечки полевых лилий в причудливой вазе, приносил запахи свежей зелени, торфяного дымка, перебирал еще влажные после купания пряди волос Генри. Слышно было, как плещут речные волны внизу, как перекликаются лодочники на Темзе.
Ричард, продолжая улыбаться, глядел на своего гостя, небрежно откинув на спину широкие рукава своего огненно-красного упланда. Голос его звучал мягко и убедительно.
– Я понимаю, что вас, как доброго англичанина, не могло не возмутить условие Якова Стюарта. Но, когда речь идет о мире между двумя королевствами, какое значение имеет судьба какого-то мелкого разбойника из Мидл Марчез?
Генри Стаффорд так резко поставил свой бокал на стол, что вино расплескалось.
– Мой принц! Барон Майсгрейв, как я уже говорил, отнюдь не разбойник, и вы, как наместник Севера, отлично знаете, что я прав. Он один из сторонников Перси, это так, но он прекрасный воин, его Нейуортский замок – важная пограничная крепость, и для Англии куда выгоднее, чтобы эта крепость и впредь оставалась нашим оплотом, а Майсгрейв, как и прежде, служил королю.
Ричард пригубил вино.
– Вам не стоит так горячиться, Генри. Король Эдуард весьма благосклонно относится к этому воину из Пограничья. Возможно, дело в том, что он его жалеет, ибо в свое время отбил у него Элизабет Грэй. Как, вы разве не знали об этом? Наша королева когда-то давным-давно была помолвлена с рыцарем Бурого Орла, хотя сейчас об этом не принято упоминать. Филип Майсгрейв умеет покорять людей – как женщин, так и мужчин. Ведь вы тоже готовы его защищать, не правда ли?
– Он спас меня от Дугласов.
– Да-да, я уже что-то слышал об этом. Любезный Перси поведал мне, что вы и в Шотландии сумели отличиться, соблазнив графиню Ангус и уведя любимого скакуна графа Ангуса.
– Ну, что касается графини, то это неправда. Дело в том…
– Тс-с, мой милый Генри! Никому, кроме меня, этого больше не говорите. Иначе ваша слава непревзойденного покорителя сердец поколеблется и мой брат не преминет позлословить по этому поводу.
