Присягавшие продолжали подходить к изваянию Перуна, клялись над оружием, но Игорь словно забыл о них. Все думал: возможно, ли такое сходство? Неужто дерзкий баловень судьбы воевода Свенельд посмел увести ту, что была отрадой и ладой его князя?
Когда к Игорю обратились ромейские послы, он не сразу и понял, о чем они. Оказывается, послов из Царьграда волновало то, что в дружине князя, как они прознали, есть немало тех, кто принял христианскую веру. Поэтому послы настаивали, чтобы эти люди принесли клятву перед иконами в церкви святого Ильи, построенной в Киеве. Игорь чуть кивнул. Перед иконами так перед иконами – ему безразлично. И когда было объявлено, что теперь народ пойдет к христианскому храму, князь первым сошел с возвышения, двинулся сквозь толпу. Однако, проходя мимо Свенельда, не смог удержаться и замедлил шаг. Взглянул вблизи на ту, что так его заинтересовала. Боярыня смутилась под взглядом князя, опустила длинные ресницы.
– Малфрида? – негромко окликнул ее Игорь. Но Свенельд уже взял жену за руку, шагнул вперед.
– Дозволь представить тебе, князь, суложь мою, древлянку Малфутку.
Игорь слышал каждое его слово, но не удостоил взглядом. Он видел иное: видел запястье, за которое держал жену воевода, видел ее до боли знакомую кисть с тонкими пальцами, чуть выглядывавшую из-под расшитого обшлага рукава. И вдруг быстро перехватил эту руку, повернул к себе ладонью. И едва не застонал, увидев белесую полоску от давнего шрама.
– Что это? Что?! – вскрикнул он. – Дурачить меня будете!
Но Малфрида глядела на него испуганно и недоуменно, потом вырвала руку, и Свенельд загородил жену.
– Странное творишь, князь.
Тут Асмунд и остальные бояре заговорили, Ольга подошла.
– Не удивляй народ, Игорь. Ты князь, на тебя весь город смотрит, послы иноземные.
Игорь отвернулся от изменницы чародейки, от проклятого соперника Свенельда. Да, он князь, он не ударит лицом в грязь, не позабавит собравшихся ни яростной вспышкой, ни рвущимся наружу криком боли. И Игорь держался все оставшееся время как должно, только бледен был больше обычного, проводил иногда по лицу рукой, словно отгоняя наваждение.
Вечером на пиру пил много, но не пьянел. На заздравные тосты едва отвечал, и ничего, казалось, его не радовало. Заметил, что ни Свенельд, ни супруга его не явились на гуляние. Ну и ладно. Зато князь теперь внимательнее прислушивался к словам своих воевод и витязей о том, что Свенельд и богат, и знатен, а им приходится с завистью взирать на его разодетую и важную дружину. Игорю теперь была понятна их зависть, и мрачные мысли лезли в голову. В конце пира князь неожиданно встал и поднял чашу за предстоящий поход на древлян. Многие сидевшие за пиршественным столом взорвались ликующими криками.
Но были и такие, кто помрачнел и с укором взглянул на князя-правителя. Ольга даже сказала после пира мужу:
– Не дело ты замыслил, Игорь. Одну и ту же овцу дважды не стригут, а с древлян уже получили положенное.
– Получили ли? – огрызнулся князь. – Все ты за своего любимца Свенельда заступаешься. Но я уже решил – быть новому походу на древлян!
Напрасно верная Ольга умоляла мужа, напрасно на другой день на совете бояре объясняли князю, что недоброе дело тот замыслил. Игорь был зол и мрачен, никого не слушал, зато улыбался, видя, как дружина его радуется предстоявшему походу. И уже меньше чем через седьмицу отчалили от киевских гор струги, полные воинов, – весело отчалили, с песнями и возгласами, чтобы ждали их с богатой добычей и данью. Княгиня же Ольга долго стояла с сыном на галерее высокого терема, глядя вслед отплывшим кораблям. Рядом были верный воевода Свенельд и оставленный при ней кормильцем-советником Асмунд. Ни один из них не решался сказать ни слова. И оба отвели взор, когда Ольга негромко молвила:
– Ох, чует мое сердце недоброе...
Но только туман летел над разлившимся Днепром, да где-то в его дымке одиноко кричала, словно плакала, невидимая чайка.
