Берсерк услышал его, ибо, завывая и хохоча, с новой силой навалился сверху, обхватил шею Ролло и стал душить, урча, как оборотень. Ролло вцепился в его пальцы, с огромным усилием отдирая их по одному и ловя так необходимый сейчас воздух.
Гул собравшейся вокруг толпы то нарастал, то словно растворялся в шуме гремящей в ушах крови. Герик уже почти сидел на нем. Ролло, стиснув зубы, мучительно напрягая каждый мускул, сопротивлялся, пытаясь избавиться от душащих его рук. И когда ему наконец удалось разомкнуть их хватку, он лбом в стальном обруче нанес сокрушительный удар Герику в переносье. Нос датчанина был сломан, лицо залилось кровью, но боли он по-прежнему не ощущал. Вряд ли Ролло что-либо выгадал, если бы сила его удара не сбросила с него ярла. В тот же миг он резко откатился в сторону и тяжело поднялся на ноги. Однако Герик уже был тут как тут и, бросившись на Ролло, нанес страшный удар сомкнутыми руками между лопаток. Тогда Ролло из последних сил обернулся и ударил берсерка головой в живот, отбросив его, но, не справившись с силой толчка, тоже стал падать. Лишь чудом ему удалось устоять на четвереньках, а Герик, упав, тут же вскочил, как на пружинах, и с визгом кинулся к Ролло.
Викинга спасло лишь то, что он успел набрать полные пригоршни песка и швырнуть его в глаза ярлу.
Ослепленный берсерк споткнулся, взревел, мотая головой, и тотчас Ролло, стоя на коленях, нанес стоящему рядом ярлу удар обеими кулаками в поясницу, от которого тот рухнул на землю. Не раздумывая и не чувствуя больше боли в ребрах, Ролло навалился сверху и, захватив под мышку голову ярла, стал резко отгибать ее назад. Вскоре рык Герика перешел в хрип, он отчаянно хватал и царапал удерживавшие его руки. Кровь и пот застилали Ролло глаза, он сцепил зубы, с ужасом чувствуя, как немеют от страшного напряжения его мышцы. Собрав все силы, он резко откинулся – и услышал, как затрещали сломанные позвонки Герика.
Он не отпускал его, хотя и чувствовал, как ослабли руки ярла, как вздрагивало в конвульсиях его тело. Ролло все еще продолжал сжимать его, памятуя, что и полумертвые берсерки способны на смертельный удар. И лишь когда тело под ним окончательно обмякло, он ослабил хватку, но так и остался лежать сверху, все еще не веря, что победил, что голыми руками убил берсерка Герика, что остался жив. Однако надолго ли?
Постепенно сознание его стало проясняться. Медленно, опираясь на руки, он стал подниматься и наконец выпрямился.
В зале стояла тишина. В свете коптящих плошек он видел застывших в безмолвии данов. Они не шевелились, словно все еще не веря, что их непобедимый предводитель больше не встанет. Ролло, покачиваясь, стоял над поверженным противником. Из его рассеченной брови струилась кровь, каждая мышца, каждый нерв его тела мучительно ныли. Сквозь мглу он видел бледный силуэт Эммы. Широко открытыми, испуганными глазами девушка смотрела на него.
Ролло отвернулся от нее и поднял руки:
– Один! Ты даровал мне победу!
Викинги расступились, и, опираясь на клюку, к телу сына медленно приблизилась фру Хревна. Герик лежал не шевелясь, голова его была неестественно вывернута.
– Мертв, как селедка, – негромко сказала она, коснувшись сына концом посоха, и повернулась к мужу. – Время готовить тризну.
Гвармунд, мрачный и сразу сгорбившийся, проговорил:
– Слава богам, что он упал грудью вниз. Как говорят старые люди, человек, умерший сердцем к земле, будет отомщен.
Теперь он в упор глядел на Ролло. Тыльной стороной кисти тот вытер кровь с лица.
– Ты можешь назначить любую виру за убитого.
– Могу, – согласился Гвармунд. – Думаю, что смерть убийцы моего сына будет достойной платой за смерть Герика.
В зале раздался приглушенный ропот. Один из викингов сказал:
– Сами боги даровали Ролло победу, раз он смог одолеть берсерка. Ты разгневаешь их, если убьешь того, с кем была его воля.
Другой добавил:
– Это был честный поединок. Герик первым кинулся на Ролло. И твой сын еще прежде обещал сохранить ему жизнь. Нарушив его слово, ты запятнаешь честь рода.
Гвармунд резким движением разметал золото перед собой и выпрямился.
– Всем известно, что раненый медведь хватает первую попавшуюся жертву. Ролло ранил меня в самое сердце, и мне плевать на все. Мой последний сын, мой Герик мертв, а я должен пощадить его убийцу? Я никогда не давал Ролло слова, как это сделал мой сын, я ничем не связан с левшой-норвежцем!
– Это так, но люди решат, что ты запятнал честь рода, мстя человеку, честно победившему в поединке.
– Один, Тор и Локи! – взвыл Гвармунд, воздев к закоптелому потолку здоровую руку. – Этот норвежский пес убил единственного оставшегося у меня сына, он оборвал мой род, и некому больше продлить мое семя в Мидгарде. У меня осталась только месть, и пусть никто не говорит, что я не в своем праве!
Он ткнул в Ролло пальцем.
– Мой сын сейчас переходит Тунд,
[96]
и я клянусь великим Тором, что уже завтра поутру ты присоединишься к нему и станешь в Валгалле его прислужником, ибо словно раб взойдешь на погребальный костер моего сына. Ты и эта рыжая. Раз мой сын пожелал ее, он ее получит если не здесь, то в заоблачном мире Одина.
В зале поднялся гул. И хотя некоторые викинги выражали сомнение, большинство пришло в восторг, узнав, что великий Ролло, гроза всех франков и викингов в Виланде, будет предан смерти у них на глазах как простой тралл.
[97]
Они вопили и бряцали оружием в знак одобрения, ибо были злы на него за то, что он изгнал их из своих владений на севере Франкии, лишив тем самым положенной добычи.
Ролло рванулся было к Гвармунду, но его скрутили кинувшиеся со всех сторон даны.
– Если ты так поступишь, Гвармунд, – выкрикнул Ролло, – то, похоже, на месте твоей крепости вскоре поднимется могильный курган, а за ним и многие другие! Или ты считаешь, что я так слаб, что за меня некому отомстить?
Гвармунд в ответ захохотал и снял с крюка на стене позади того места, где сидел Ролло, его меч.
– Я возьму твой Глитнир себе. Я уже стар, но мне будет отрадно видеть, как он пьет кровь норвежцев.
Эмма плохо понимала, что происходит вокруг, но отчаянно закричала, когда в нее вцепилось сразу несколько рук. С нее сорвали богатое ожерелье, скрутили за спиной и связали в запястьях ремнями руки, затем подняли и куда-то понесли. Она извивалась, пытаясь достать зубами волочащие ее руки. Потом ее с размаху швырнули в какое-то темное сырое помещение, она покатилась по земле и сейчас же, извиваясь, встала на колени.
Следом в дверной проем втолкнули Ролло. В отличие от Эммы у него были связаны руки и ноги, и он не сумел сразу подняться. Даны что-то кричали, стоя в дверях, но наконец тяжелая дверь захлопнулась, и послышался сдвоенный лязг задвигаемых засовов.
