Квартал кузнецов был одним из самых зажиточных в городе. Об этом свидетельствовали и добротные дома, и массивные двери с тяжелыми запорами. Здесь обитало особенно много норманнов. Их сталь считалась лучшей в Европе, а воинам всегда есть дело до мастеров – от конской упряжи и ковки лошадей до искусно сплетенных кольчуг из неописуемо мелких колечек, за каждую из которых у франков можно получить не менее двадцати солидов. Ржали лошади, пахло паленым копытом, и этот запах смешивался с запахами древесного угля, каленого металла, оружейной смазки и дубленой кожи. Пользуясь доброй погодой, здешние мастера работали на воздухе. Отовсюду слышался перезвон молотов и крохотных молоточков-чеканов, ударявших по наковальням.
Когда Эмма вступила во двор Одо, тот ковал под навесом лемех. Рядом раздувал горн худощавый юноша, длинные волосы которого были охвачены кожаным ремешком. Когда-то его звали брат Авель – он был монахом в аббатстве Святого Гилария, в плену же Одо упросил отдать ему юношу в подручные. Авель вновь научился жить в миру, его мускулы налились от тяжелой работы. Даже свое имя он потерял – теперь его звали прежним мирским именем Аврик. Именно он первым заметил Эмму и окликнул Одо. Одноглазый великан с седеющей косматой гривой отложил работу и направился к девушке, обнажая в улыбке черные остатки зубов. Его нагой торс прикрывал прожженный во многих местах кожаный передник, могучие узловатые руки были покрыты густой, как испанский мох, растительностью. Одо не поклонился ей, как требовалось, но в этом и не было нужды – он знал ее еще ребенком, когда она бегала к его сыну Вульфраду и дочери Инид. Оба они погибли во время набега на аббатство, но Одо уже словно позабыл об этом. Разбогатев на нескончаемых заказах норманнов, завел двухэтажный дом и хозяйство, ни словом не вспоминая прошлое. Здесь, в Руане, после того как он смог выкупиться из неволи, для него началась новая жизнь.
Кузнец внимательно выслушал Эмму. Кованые решетки ему уже не раз доводилось делать, и он обещал взяться за эту работу сегодня же вечером, сейчас же он просил Эмму оказать ему честь и отобедать под его кровом.
Девушка держалась с ним просто и приветливо, Сезинанда же, сопровождавшая Эмму, изо всех сил изображала знатную госпожу. Одо, однако, словно и не замечал ее надменности, обращался с нею так же, как и с Эммой, – по-отечески ласково.
Ожидая, пока Одо кончит работу, Эмма уселась на солнцепеке у стены. Рядом, на крюке, вбитом в столб, висела связка готовых подков. Ее телохранители толпились вокруг кузнеца, разглядывая предлагаемые им на продажу наконечники копий. Сезинанда, жеманно подобрав губы, завела разговор с соседкой Одо о способах заготовки грибов впрок. Неподалеку от Эммы мела двор беременная женщина в ошейнике рабыни. Эмма знала, что Одо купил ее для ведения хозяйства в доме, и долгое время полагала, что грех лежит на Аврике, ибо бывший монах, расставшись с мыслью о служении Богу, сделался весьма охоч до местных красоток. Оказалось, однако, что именно старый Одо взял ее к себе на ложе и теперь к зиме ожидает прибавления в своем семействе.
Щурясь от солнца, она глядела на алые кисти рябины у ворот. Рябина уродилась – значит, зима вновь будет холодной, как и прошлая, когда в Руане царил голод. Эмму он не коснулся, и она только из разговоров знала о том, что в некоторых ближних селениях люди ели падаль, кору с деревьев, даже солому с кровель. Руан наполнился нищими, скапливавшимися у церквей или у дворца правителя Ролло в ожидании подаяния. Страшно было глядеть на их полуголые, посиневшие от мороза тела. Они грелись у костров, но Ролло приказывал на ночь гасить огни во избежание пожаров. По утрам отряды стражи сбрасывали в реку окоченевшие тела бедняков. Эмму возмущало, что Ролло так немилосерден к страждущим, но Атли и Франкон убедили ее, что иного выхода нет. Если к голоду и холодам прибавится разруха – никому лучше не станет. Ролло и без того оказывает им благодеяние, не гоня от стен своей столицы.
Весть о том, что Ролло заключил перемирие и сам поклялся не совершать впредь набегов, распространилась молниеносно. Выходило, что мир – высшее благо, по слову Спасителя – принес в разоренную землю завоеватель с севера. Эмма уже давно перестала удивляться тому, как много франков решило обосноваться во владениях северных варваров. Здесь была твердая власть – правитель-воин, сумевший защитить свою землю, отбить охоту у алчных соседей совать сюда нос, впрочем, сам не гнушающийся поживиться за их счет. Немудрено, что долгое время не признававшие власти Ролло франкские правители теперь все чаще слали к нему посольства, подчас даже покупая за золото его воинов, чтобы с помощью этих язычников одолеть соседей-христиан.
Когда Эмма узнала, что даже герцог Роберт нанимает у Ролло викингов, чтобы держать в повиновении своих феодалов, она пришла в ужас.
– Как может он натравливать этих свирепых варваров на франков? Или ему не ведомо, какое зло несут с собой эти полярные волки?
Епископ Франкон, которому она высказала свое возмущение, смотрел на дело вполне философски:
– Разве мир куется не при помощи оружия? И разве король Эд, царственный брат Роберта, не поступал так же, чтобы смирять непокорных франков? А уж он-то ненавидел северян, как никто иной.
Эмма умолкала при упоминании ее отца, Эда Робертина, а Франкон как ни в чем не бывало продолжал:
– Да будет тебе известно, дитя, что еще Амвросий Медиоланский, духовник императора Грациана, в своем учении о войне основной упор делал на соблюдение закона справедливости. Если война, писал он, способствует восстановлению мира, то такая война справедлива и является благом.
Эмма не могла не прислушиваться к его словам, к тому же речь шла о Ролло, и похвала ему из уст достойного прелата значила немало.
– Поистине Роллон Нормандский рожден быть правителем. После того как здесь хозяйничали Рагнар Лорброк Гастингс, Отгер Датчанин, Сигурд и даже Роллон Пешеход, наши земли впервые познали истинное благоденствие.
Он поведал Эмме, как много сделал этот язычник для Ротомагуса. Он восстановил городские стены, отремонтировал мост, очистил реку, укрепил берега и отстроил восточные кварталы. Западные же, бывшие наполовину разрушенными, использовал для постройки новых жилищ, бань, служб, ибо старые пришли в полную негодность. Этот язычник повел себя здесь как истинный хозяин, и город называется ныне Руаном по полному праву.
Разумеется, Ролло зачастую ведет себя как язычник и соседние земли стонут от его набегов, но иначе и быть не может. Для тех же владений, которые он признал своими, его правление – подлинное благо. Северные воины, закаленные и дисциплинированные, чтут его как вождя и по его приказу готовы выполнять любые обязанности. Они обеспечивают город топливом, не гнушаются добывать торф и жечь древесный уголь, надзирают за строительством и занимаются ремеслами. Они объезжают лошадей, пасут и забивают скот, ремонтируют и охраняют дороги. Всем известно, что варвар и грабитель Ролло в своих землях поощряет торговлю. А разве то, что он не стал препятствовать восстановлению христианских церквей и смотрит сквозь пальцы, когда его воины принимают крещение, разве одно это не говорит о том, что Северная Нейстрия, именуемая ныне Нормандией, может надеяться на милость небес?
