Однажды утром, когда Бран вышел умыться под водостоком дождевой водой, к нему прибежала взволнованная Сезинанда.
– Я не могу достучаться до Эммы! – торопливо сообщила она. – Вчера я допоздна оставалась у нее, а сегодня она никому не открывает. Не знаю, что и думать.
Бран, ни секунды не медля, бросился к опочивальне Эммы и стал колотить в дверь, пока кулак его не стал кровоточить. Тогда он велел подать секиру и принялся рубить дубовые плахи. Однако Сезинанда нашла куда более простой и быстрый способ. Велев позвать одного из мальчиков-слуг, чистивших дымоходы, она приказала ему спуститься по каминной трубе в опочивальню и открыть дверь изнутри. Когда тот наконец справился с задачей и отпер тяжелую створку, окованную пластинами железа с четырехгранными гвоздями, лицо его было перепуганным. Мальчишка указал на ложе, поперек которого неподвижно лежала Эмма. Бран кинулся к ней – и охнул.
Голова девушки была запрокинута, глаза закатились, а все тело сотрясала крупная дрожь. Она хрипела, словно задыхаясь. Маленький рубиновый крест казался каплей крови на покрытой бисерным потом коже горла.
– Святой Боже! – воскликнула одна из служанок, трижды истово крестясь. – Наша госпожа одержима бесом!
Бран словно очнулся. Вытолкав слуг, он закрыл за ними дверь. Он тряс Эмму, бил ее по щекам, окликая, смачивал лоб ледяной водой. Однако девушка пришла в себя, лишь когда Сезинанда поднесла к ее носу какую-то остро пахнущую эссенцию. Все ее тело изогнулось в судороге, но затем она закашлялась, задышала и открыла глаза.
– Пречистая дева! Это вы?.. Слава Создателю!
Привычным жестом она поднесла к губам рубиновый крест и бессильно упала на грудь Брана, прикрыв глаза.
Сезинанда недовольно поджала губы, когда супруг попросил ее выйти из опочивальни и проверить, не подслушивает ли кто. Она выполнила просьбу, однако осталась в покое, подперев широкой спиной дверь.
Викинг поудобнее устроил Эмму на взбитом изголовье.
– Так в чем же заключается твой недуг, Эмма?
Девушка бессвязно забормотала.
– Ты тряслась как в падучей, – подала голос Сезинанда. – Люди решат, что в тебя вселился бес. Думаю, следует кликнуть преподобного Франкона.
– О нет!..
Эмма вздрогнула. Именно этого она и боялась, зная, как поступают с бесноватыми. Им вгоняют иглы под ногти, ищут на теле сатанинские отметины, и те, которые сочтут таковыми, прижигают каленым железом. В аббатстве Гилария покойный отец Ирминон всегда возражал против таких средств, и несчастных попросту изгоняли. Однако здесь, в Руане, все по-иному.
– О нет, Сезинанда! Умоляю тебя, не говори ничего его преподобию. Я вовсе не бесноватая!
Пожалуй, не будь она столь слаба, она бы закричала. В глазах Эммы стоял ужас, она беспрерывно твердила:
– Я не ведьма, не бесноватая. Я… – она сделала глубокий вдох. – Я тяжело больна. И, наверное, умираю…
Она произнесла это совершенно безучастно.
Бран, глядя на нее, кивнул:
– Я тоже так думаю.
Сезинанда охнула и перекрестилась.
– Когда ты начала беспричинно хворать, – заговорил наконец Бран, – я заподозрил, что тебя кто-то попытался опоить или отравить. Я велел пробовать все, что ты ела. Но потом решил, что дело не в этом. Тут нечисто, и я велел осмотреть твой покой, не уведомляя тебя об этом. Ничего подозрительного, однако, не обнаружилось. Может быть, порча? – думал я. Но здесь все окроплено святой водой, на крыше – громовой знак, над притолокой – ветка омелы, на окнах – кресты. Я охранял тебя на свой манер. Однако и это ничего не дало. Единственное, о чем стоило бы задуматься, – ты захворала вскоре после визита Белой Ведьмы.
– Снэфрид? – слабо вскрикнула Эмма. – Но ведь она больше не появлялась!
– Ведьме достаточно одного раза, чтобы оставить свой след, – мрачно проговорил Бран, теребя косицы бороды. – Я с самого начала заподозрил, что приезжала она неспроста. Кто, как не она, убил Ригунту во время гона? Эта женщина задалась целью погубить тебя, а ведь именно мне Ролло поручил охранять тебя…
Эмма невольно перекрестилась. Скорее всего Бран прав.
– Мне страшно… – прошептала она.
Он кивнул.
– Не тебе одной. Даже самые отчаянные из людей Ролло опасаются ее. Но не сам Ролло. Поэтому я и хотел бы, чтобы он пришел сюда и увидел, что с тобой происходит. Он один имеет власть над Снэфрид и мог бы уберечь тебя от злых чар.
– О нет, нет!.. Не надо Ролло. Я не хочу!..
Как бы ни была слаба Эмма, ее все же пугала мысль, что конунг увидит ее столь изможденной и подурневшей. Что станется тогда с восхищенным блеском в его глазах?
Брану, однако, было не до этого. Он сказал:
– Дело в том, что Ролло уже довольно давно сообщили, что ты тяжело больна, но он не поверил ни единому слову. Он счел, что ты хитришь и притворяешься, чтобы он не отправил тебя в Байе.
Эмма опустила ресницы и вздохнула. В ее сердце не было сейчас даже отголосков былых волнений. Только грусть, словно остывшая зола.
– К тому же, я полагаю, было бы ошибкой сообщить Ролло о моих подозрениях в отношении Белой Ведьмы. Его это только разгневает. Ведь и старый Ботольф, и Атли, и прочие ярлы не раз намекали, что со Снэфрид дело нечисто. Но он не желает ничего слушать об этом. Не придаст он значения и моим словам. Он никогда не поверит, что его подруга не что иное, как отродье тролля.
Он внимательно вгляделся в изможденное лицо девушки. Сезинанда всхлипывала у двери. Наконец она проговорила сквозь слезы:
– Что же делать, Бран? А вдруг преподобный Франкон все-таки сможет помочь и окажется, что это всего-навсего хворь, которая передалась от Атли?
– Да сохранят ее боги от этого, – нахмурился викинг и склонился к Эмме. – Вот что я думаю. Тебе неможется именно в этом покое. Но чары не могли бы действовать, если бы здесь не было чего-то, что проникло сквозь обереги. Не касалась ли Снэфрид тебя при встрече, не оставила ли тебе какой-то колдовской знак, не чертила ли при тебе какие-то руны?
Эмма покачала головой.
– Нет. Однако она подарила мне вот это.
И она коснулась блеснувшего кровью креста.
Бран потер лоб. Сезинанда сказала:
– Этого не может быть! Крест изгоняет темные силы, а не притягивает их. К тому же мы с Эммой окропили его святой водой в соборе.
Не будь Бран лишь отчасти христианином, он бы усомнился. Но в душе он оставался все тем же язычником и порой после мессы направлялся в капище норманнских богов, чтобы жертвой привлечь их внимание к себе. Поэтому он сказал:
– Это красивая вещица, Эмма. Но неразумно было принимать подарки от дьяволицы.
Он потянул к себе украшение так, что цепочка лопнула. Крестик еще хранил тепло тела девушки, но Брану показалось, что он жжет ему ладонь.
