— Но разве жизнь человеческая не дороже клочка земли? — возражал другой. — Разве мы не устали воевать? Я, например, устал дважды в год по месяцу пропадать из дома на эту проклятую резервистскую службу. Все летит — работа, планы, поездки… Да ты сам знаешь!
— Да, я знаю, — соглашался рыжебородый, — я сам минер, и неплохой минер…
— Вы же не предлагаете альтернативы! — восклицал левый. — Какова ваша альтернатива — воевать и опять — воевать? Вы сеете ненависть. Но мир изменился, мир уже не тот.
— Мир всегда один и тот же, — отвечал молодой раввин. — И арабы хотят того же, что хотели всегда — чтобы тебя здесь вовсе не было. И ты знаешь, чего они хотят — Иерусалима. Его все хотят, и ласковые христианские миссионеры с их миллионными фондами — тоже. Ты выучил красивое слово «альтернатива» и поешь его под американскую свирель.
— Мы вашу демагогию уже слышали, — перебивал его нетерпеливо другой, — мы предлагаем новое мышление, развитие экономики всего региона, мы добились ощутимых результатов в сфере экологии!
— На что мне ваша экология, — возражал другой, — когда вы отдаете сирийцам плато Голан и выход к Киннерету? Одной канистры с чумными бактериями, вылитой в озеро, достаточно, чтобы все мы тут больше ни на что не претендовали…
— Софистика! — вскрикивал левый. — Спекуляция! Вы — психопаты, терроризируете общество мифическими ужасами.
На что раввин с горькой усмешкой заметил: «Да, очевидно, я психопат, и шесть войн с арабами за пятьдесят лет существования этого государства мне просто почудились. И десятки тысяч могил на военных кладбищах — это, конечно, камуфляж, спекуляция…»
— Ты передергиваешь! — уже не сдерживаясь, кричал левый. — Ты выворачиваешь мои слова наизнанку, ты казуист, все вы, религиозники — натренированы в своих ешивах делать фокусы из простых и понятных доводов оппонента. И ничего нового вы, правые, не можете народу предложить. Только мешаете.
— А ты, очевидно, плохо учился в школе. Ты забыл текст «Коэлет»,
[12]
— насмешливо и нервно ответил молодой раввин, — а там сказано: «Но то, что было, то будет снова, и что свершается, то и свершится, нет ничего нового под солнцем». А ты захотел новой любви, братской любви от сына Агари?
— В каком веке ты живешь?! — в ярости воскликнул левый. — Сегодня — уже не время Иешуа Бин-Нуна!
[13]
— Время никуда не движется, — ответил молодой раввин, — время — кольцо…
Фима не дослушал их спора, с каждой минутой набиравшего обороты, скоро он станет неуправляемым, да он прекрасно знал все, что скажут эти двое и другие, похожие на них…
Конная полиция цепочкой медленно теснила с горы людей.
Невзрачный каменистый холм неподалеку от поселения Неве-Эфраим. Крутые ребята жили в этом поселении, смельчаки, упорно не огораживающие свой поселок забором. Говорили — мы не в гетто живем, хватит, уже пожили…
И этот их молодой рыжий раввин… Ба, да вот он же и выступал сейчас в передаче!
Фима открыл глаза, но на экране уже крутились в бешеном темпе кадры телерекламы: с огромным энтузиазмом, сладострастно вытаращивая глаза и отдуваясь, двое молодых людей совали за щеку и надкусывали какой-то новый сорт орешков в шоколаде.
Безумие. Безумие этого инфантильного общества… Безмозглость этого инфантильного мира.
…Поселенцы, потрясая какими-то своими бумагами, требовали прибытия на место конфликта властей. Власти не торопились. Когда цепочка конной полиции смела по склону вниз разрозненные группки людей, какая-то женщина бросилась опять вверх, к палаткам. За ней бежала черно-белая, лохматая собачонка. Двое полицейских бросились женщине наперерез, схватили за руки, поволокли по земле. Собака бросалась на полицейских, рвала зубами штанины, разрываясь от хрипа.
Рыжий раввин кричал:
— Люди! Что вы делаете, люди?!
…О Господи, надо принять снотворное.
Зазвонил телефон.
Фима вновь спохватился, засопел, поднял с пола раскрытую на статье Халила Фахрутдинова газету «Полдень» и грузно потянулся к трубке.
— Васенька-а! — пропел любимый голос. — Мне нужен телефон этой мымры из фонда «Наружного». А я забыла дома свою записную книжку. Сбегай, мась, в спальню, она на тумбочке, в черной сумке, глянь, а… на букву «Н».
Фима поднялся и пошел в спальню — искать записную книжку жены.
На кровати, той, что ближе к окну, уютно укрытая, лежала и просматривала журнал мод Ангел-Рая. Минут сорок назад Фима, собственноручно выкупав ее (он всегда боялся, что в ванной она поскользнется и упадет, ударится, разобьется — одна из версий разветвленного вечного ужаса, сопровождавшего его после ее воскресения), уложил в постель, укрыл и вышел на минутку — послушать программу новостей. Да так и застрял в кресле с газетой на коленях. А, да — очень интересная статья Фахрутдинова о Катастрофе — будто бы не немцы спалили в печах шесть миллионов евреев, а — наоборот. То есть не буквально наоборот, а… Где же эта черная сумочка?..
— Ты чего ищешь, мась? — подняв каштановую головку от глянцевой страницы, спросила Ангел-Рая.
— Да черную сумочку, — ответил растерянно Фима. — Там книжка, мне нужен «Наружный» на букву «Н».
— Господи, да я его наизусть помню: двести пятьдесят четыре шестьсот семь.
Повторяя номер, Фима подошел к снятой и лежащей, тоже уютно — на бочку — телефонной трубке. Несколько мгновений он смотрел на эту трубку, потом осторожно поднял ее. В ней слышны были совершенно естественные, на разных звуковых планах голоса. На ближнем плане переливался и звенел умоляющим колокольчиком (она к кому-то обращалась), небесный голос жены.
— Але, — сказал он, — двести пятьдесят четыре шестьсот семь.
— Ты мой золотой, — нежно проговорила она. — Все, записала. Чмок!
— А ты…
Он хотел сказать — зачем тебе книжка-то была, ты ж этот номер наизусть помнишь… но сдержался…
— Я в Духовном Центре, не волнуйся, меня Агриппа довезет. А ты ложись, Васенька, тебе ведь завтра рано…
Когда, опустив трубку на рычаг, Фима зашел в спальню, Ангел-Рая уже спала, неслышно и кротко.
Несколько минут он тупо смотрел на нее, пытаясь постичь…
Бросил это, вздохнул и пошел чистить зубы.
27
Темно-серый новенький «даятсу-апплауз» мчал по шоссе Иерусалим — Тель-Авив.
Ури Бар-Ханина, ведущий программист американо-израильского концерна, вез своего шурина Борю Кагана на собеседование по поводу устройства на работу в некую фирму по производству сверхчувствительных оптических приборов. Говоря иными словами, с огромным трудом и благодаря своему безупречному авторитету Юрику удалось добыть для Бори вполне достойную должность с удовлетворительным окладом. И сейчас он страшно волновался — как бы кретин Боря не ляпнул на собеседовании чего-нибудь непотребного, в своем духе и в соответствии со своими взглядами и пристрастиями.
