– Ты хорошо повела себя, милая девушка, не снизойдя до изнывающей от скуки Захры, – сказала другая, узколицая и смуглая, с довольно крупным, хотя и тонким носом. – Меня зовут Сара, я истинная жена царевича Юри, и мне давно претит то самоуправство, с каким держится в гареме эта черная булгарка.
Однако особой неприязни к Захре еврейские жены не выказывали, в их отношении к ней скорее было безразличное снисхождение. Обычно они держались особняком, вели себя скромно, хотя одевались с роскошью, затмевающей даже наряды гаремных красавиц. Они носили по восточному подобию богатые тюрбаны на красиво распущенных волосах, а их украшения были такой несметной ценности и огранки, каких княжне никогда раньше даже видеть не приходилось.
– Хочешь кальян? – обратилась к ней Сара, предлагая чуть дымящуюся трубочку, соединенную с высоким замысловатым сосудом, от которого шел дивный приятный аромат.
Когда Светорада, следуя примеру иных, сделала глубокую затяжку и неожиданно закашлялась, еврейки добродушно рассмеялись.
– Ничего, скоро научишься, – заверила ее Сара, с удовольствием затягиваясь кальяном. – Мы порой собираемся тут, в саду, чтобы поболтать и покурить кальян. В остальное же время мы заняты по хозяйству. Нам претит однообразная жизнь в гареме с ее ленью и интригами.
Светорада сказала, что тоже чувствовала бы себя лучше, если бы занялась хозяйственными хлопотами, однако и Сара, и другие иудейки заметили княжне, что, хотя Овадия наконец-то привел в дом отца свою избранницу, вряд ли ей доведется стать при нем хозяйкой. Таковы традиции в Хазарии: у мужчин свои дела, их иудейские жены служат им верными помощницами, а все остальные просто украшают дворцовую жизнь, как те же лошади, дорогое оружие или богатая одежда.
Светорада невольно потупилась, понимая, что эти бойкие знатные иудейки не сомневаются в ее участи наложницы, и если она и привлекла их внимание, то очень скоро новизна впечатлений пройдет. Поэтому, когда княжну попросили рассказать о себе, она поведала только о том, что ее отец был могущественным князем на Руси и отказал в ее руке Овадии, понимая, что не много чести стать женой хазарина неиудейке.
– Он мудро решил, твой отец, – заметила Сара, кивая ей, и на ее тюрбане качнулся султан из перьев белой цапли. – Однако ты все же попала сюда…
У Светорады не было ни малейшего желания развлекать этих скучающих иноверок историей своей жизни, но они держались с ней любезно и приветливо, поэтому, чтобы утолить их любопытство, Светорада рассказала, что некогда шад Овадия подарил ей редкостной красоты кулон, называемый Каплей Сердечной Крови, но даже словом не обмолвился, что над этим украшением ворожили искусные хазарские шаманы. Светорада не знала, что, как бы ни складывалась ее судьба, Капля Сердечной Крови должна была свести ее с Овадией.
Слушая русскую княжну, иудейки вздыхали.
– О, эти языческие колдуны способны на такое. Но сам Овадия! Он носит имя одного из славнейших людей нашего мира,
[112]
он сын кагана, он воспитывался как иудей и с детства ходил в синагогу, и, тем не менее, его все время тянет к черным хазарам, к этим язычникам, которые не могут ничего созидать, а живут только разбоем да доят своих верблюдов!
Насчет верблюдов Светорада ничего не могла сказать, а вот про набеги степняков была наслышана с детства. Она спросила, отчего это иудейкам было так волноваться и чернить язычников хазар, если благодаря их походам столько земель вошло в состав Хазарии?
– Ax, девушка, ты многого еще не понимаешь в нашей жизни, – вздохнула Сара. – Войны для Хазарии ведут отнюдь не воинственные степняки, а наемники аларсии, причем почти все они наняты за золото наших отцов – рахдонитов. Аларсии, конечно, пользуются большим почетом, но платят им и чтят их только при одном условии: они должны непременно побеждать. Иначе всех их ожидает неминуемая казнь!
Рассказывая все это, иудейки держались приветливо и раскованно, и Светорада нашла их общество вполне приятным. Только под конец, когда одна из них – пухленькая и привлекательная, с милыми ямочками на щеках – неожиданно заявила своим товаркам, что русская довольно умна и они, возможно, с ней поладят, Светорада ощутила некое покровительственное снисхождение к себе. И даже то, что Сара сама вызвалась проводить княжну, было скорее проявлением ее хорошего воспитания, чем искренним расположением. А тут еще Сара сказала, что хорошенькая иудейка и есть обрученная невеста Овадии, Рахиль, и Светораде просто необходимо расположить ее к себе, ибо от того, как они поладят, зависит положение русской княжны в Итиле.
Светорада уже стала уставать от этой небрежной снисходительности. Поэтому сказала преувеличенно невинно:
– А мне, наоборот, говорили, что если Рахиль добьется моей милости, то, возможно, мне удастся уговорить Овадию ускорить их свадьбу. Ах, он такой неуправляемый, этот Овадия бен Муниш! – Она всплеснула руками. – Просто диву даюсь, отчего он слушается меня, но так мало внимания уделяет своей прелестной невесте.
Сара внимательно пригляделась к русской, но ничего не сказала.
Через несколько дней Светораду навестил Гаведдай. Он прибыл необычно важный, в богатом панцире, выполненном так, чтобы в нем помещался его горб, с украшенной дорогими каменьями саблей на поясе. Столь непривычный воинственный вид Гаведдая позабавил Светораду, но тот с самодовольством сообщил, что получил пост тудуна
[113]
в хазарской крепости Саркел на реке Танаис, который в последнее время все называют Доном. Эта должность дается самым достойным людям, уточнил горбун, а он сейчас на столь хорошем счету, что даже правители рахдониты не стали перечить кагану, когда он замолвил слово за верного Гаведдая.
Светорада не совсем поняла, по какой причине рахдониты могут быть не согласны с волей кагана Муниша, но на ее вопросы Гаведдай отвечал как-то уклончиво, ссылаясь, что со временем она сама все поймет. А напоследок Гаведдай преподнес княжне подарок: в большой плетеной корзине лежала довольно крупная ящерица незнакомой Светораде породы. Сидевшая подле княжны Руслана, взглянув на это зубастое чешуйчатое чудовище, только фыркнула, не понимая, как можно держать подле себя такую гадость. Усмехнувшись, Гаведдай пояснил, что эта ящерица почти ручная и стоит неимоверно дорого, а обладать такой диковинкой считается хорошим тоном.
В тот же день Светорада взяла с собой эту диковинку на прогулку в сад. Ее иудейских приятельниц там не оказалось, и княжна расположилась в одной из беседок, где долго играла с ящерицей, дразня ее павлиньим пером, даже повизгивала от веселого страха, когда та кидалась на него, а потом вновь замирала, шипя и раздувая пятнистое горло.
Несколько женщин, заинтересованных невидальщиной, пришли к Светораде в беседку, смеялись и обсуждали, какое имя дать этакому чудищу.
