Светорада его не заметила. Она наслаждалась морем и той силой, какую ощущала в себе, двигаясь скоро и мощно, словно в ее легком, нежном теле таились неведомые силы. Они и впрямь таились, проявляясь сейчас в движении, в ощущении единения с водной стихией, когда она позволяла себе отбросить все условности, быть самой собой, резвой и полной жизни молодой женщиной, чья неуемная энергия требовала выхода. Светораде хотелось устать той телесной радостью, какая даст ей потом смиренно нести свой крест… как учат христиане. Русскую княжну, выросшую на берегах Днепра, и по сей день продолжала удивлять та легкость, с какой морская вода держала и несла ее умелое тело. Порой она гибко уходила под воду, видя на дне темные пятна покрытых водорослями возвышенностей, потом вновь выныривала, втягивала в себя душистый морской воздух и плыла навстречу постепенно светлевшему небу.
Вон уже ярче вспыхнул горизонт, показался слепящий диск солнца, от которого, золотя море, к плывущей женщине протянулась искрящаяся дорожка. Светорада перестала грести, закачалась на волнах, щурясь на встающее светило. Где– то в вышине с протяжным криком пролетела чайка. Светорада проводила ее взглядом, потом откинулась на спину, и ласковая морская вода поддержала ее, подняла, покачивая в золотящихся, переливающихся светом волнах.
В воде ощущались некие невидимые потоки, были слышны бульканье и хлюпанье, а вверху ясно голубело небо без единой отметины облаков. Днем небо станет почти белесым от жары, а сейчас оно нежное, прохладное, спокойное. Оно чуть нежнее там, откуда его озаряет солнце. И плещется тихо вода, умиротворяя, давая отдохнуть перед тем, как Светорада поплывет к берегу, чтобы вновь стать госпожой Ксантией из богатого поместья Оливий…
Какой– то звук… Более громкий всплеск и шум встревожили разнежившуюся женщину. Она перевернулась в воде, огляделась… И вдруг… Чье– то крупное тело рядом ушло под воду, мелькнув тенью, и Светорада вскрикнула, когда почти подле нее из воды возник кто– то еще.
Молодая женщина резко отпрянула, едва не задохнулась от страха. Берег так далеко, а она совсем одна… Сердце билось почти оглушающе.
– Я напугал тебя, прекрасная морская наяда?
Она и впрямь испугалась и была готова в любой миг кинуться прочь, плыть изо всех сил. Но его голос, ровный и чуть задыхающийся, немного успокоил. Но успокоил ли? Сердце по– прежнему горячо колотилось, дыхание было прерывистым и нервным.
– Еле смог догнать тебя, дивная дочь моря.
Мужчина, молодой и пригожий. Он покачивался на волне, смотрел на нее и улыбался. Она видела его просвечивающееся сквозь воду тело, обнаженное и ловкое, сильные плечи в блестевших на солнце каплях, белозубую улыбку. Незнакомец чуть щурился, улыбка его была лукавой и приветливой. И оттого что он больше не стремился приблизиться, а только смотрел, Светорада смогла наконец прийти в себя. Подумала сперва: какой это стыд – оказаться голой перед незнакомцем. Но ее укрывала искажающая все вода, которая была для прекрасно плавающей княжны своей стихией, знакомой и послушной, и именно это ощущение вдруг стало приводить Светораду в некое почти нереальное состояние. Они были вдвоем далеко от высившегося уступами берега, их озаряло солнце, и этот незнакомец перестал внушать ей страх.
А еще он был очень привлекателен. Светорада даже чуть склонила голову, разглядывая его лицо, молодое, смуглое, с красиво обрамлявшими его мокрыми завитками темных волос, круто изогнутыми бровями, тонким носом и чувственными улыбающимися губами. Глаза же у него… Глаза были светло– голубые, ясные и безмятежные, как небо над головой. Оттененные угольно– черными загнутыми ресницами, они показались Светораде удивительно красивыми.
Взволнованная и очарованная, она невольно ответила на его улыбку. И поддержала начатую им игру:
– Я не ожидала встретить тебя тут, морской тритон.
В ее голосе слегка сквозил иноземный выговор, не исчезнувший за годы жизни среди ромеев. Но этот акцент, похоже, чем– то позабавил незнакомца. Он вдруг откинулся на воде, взмахнув руками и подняв фонтан брызг, и громко засмеялся.
– Где же еще встретить наяде тритона, как не в волнах моря? – произнес он, все еще смеясь. – Я долго плыл за тобой, но смог настигнуть только тогда, когда солнце остановило тебя. И теперь я могу сказать, что ты прекрасна, как рассвет, свободна, как волна, и удивительна, как весь этот мир.
На Светораду вдруг нахлынуло необыкновенное чувство. Все, что происходило, казалось нереальным, неким чудом, когда возможно все, что угодно. Она позволила незнакомцу подплыть ближе, поймать ее руку в воде, притянуть к себе. Теперь он улыбался почти рядом, его мокрое лицо с гладкой смуглой кожей было одновременно и веселым, и серьезным, и… напряженным. Наверное, она улыбалась ему так же, ибо в голове ее вдруг не осталось ни одной мысли – только желание глядеть в его прозрачные светло– голубые глаза, видеть, как приближаются его чувственные губы, ощутить их теплое и влажное прикосновение…
То, как властно и нежно он обнял ее, окончательно покорило Светораду. Она закрыла глаза и, чуть покачиваясь на воде, позволила этому приплывшему невесть откуда красавцу поцеловать себя; сама положила руки ему на плечи и почувствовала, как их ноги сплелись под волной, тела прильнули друг к другу, такие нереальные в воде, но ищущие друг друга. Они стали погружаться в этом сплетении– поцелуе, потом быстро вынырнули, вдыхая воздух, и стали смотреть друг на друга, ослепленные сиянием солнечных волн. Все это было подобно сну, и Светорада даже не подумала о том, как неподобающе… совсем нескромно ведет себя. Но сейчас она была словно не она. Она вдруг перестала быть знатной особой, уважаемой госпожой, византийской матроной, которую ждут дома дела и обязанности. Она и впрямь превратилась в морскую русалку, игривую и ласковую наяду, которой было весело и хорошо с подаренным ей морем красивым тритоном…
Они плыли к берегу рядом, порой то она, то он замедляли движение, вновь тянулись друг к другу в воде, страстно и упоенно целовались. Становилось все светлее, берег приближался, но все равно их не покидало это негаданное чувство приобретения и желания.
Тритон решительно стал увлекать свою наяду к камню, где он оставил одежду, и Светорада подчинилась, какой– то частью сознания поняв, что будет правильнее, если он не узнает, откуда она явилась и что ее ждут. Но эта мысль тут же исчезла, когда их ноги коснулись дна и он, прижав Светораду к себе и больше не отпуская, вывел ее на берег, под нависавшую скалу. Это было укромное местечко, где она увидела брошенную им на мелкий галечник одежду – лежавшие у кромки воды высокие сапоги, тунику и штаны, а еще темно– алый сагион
[5]
и кожаный шлем неподалеку. И, словно выходя из чарующего забытья, вполне трезво отметила, что ее тритон – воин. Сильный воин, худощавый, мускулистый, стройный. Она бесстыдно и оценивающе разглядывала его гладкую смуглую кожу, длинные, прекрасной лепки ноги. И одновременно, зная, что она красива, позволяла ему рассматривать себя. В свои двадцать пять лет русская княжна Светорада оставалась изящной, как юная девушка, ее тело с молочно– белой кожей не имело изъянов, им можно было гордиться и показывать… тем более что ранее она себе этого не позволяла, скрывая изумительную фигуру под строгими византийскими одеждами. Сейчас же она даже горделиво вскинула голову, венчавшую высокую шею подобно некоему произведению искусства.
