Александр и впрямь не вспоминал о княжне, пока они с Вардой занимались воинскими тренировками на плацу. Кесарь почти с любовью смотрел, как, пустив коня рысью, Варда проносится мимо мишеней, как натягивает длинный лук, как метко пускает стрелы в мишень.
– Стреляешь, как сам Парис! – заметил кесарь.
– Просто я, в отличие от вашей августейшей особы, могу сосредоточиться, – заметил Варда, сдерживая скакуна и легко соскакивая на землю. – Вы же все время нервничаете, злитесь, вам не хватает спокойной наблюдательности и хладнокровия, так необходимых воину.
– Да? А как же тогда стихи: «Гнев, богиня, воспой Ахиллеса, Пелеева сына»?
– Это всего лишь стихи. Как и эти: «На горе мужчинам посланы женщины в мир – причастницы дел нехороших».
– Оставь Ксантию в покое, – сказал кесарь и бросил на Варду хмурый взгляд из– под неправдоподобно длинных ресниц. – Она под моим покровительством.
– Она – змея!
– То– то ты так защищал ее, когда Константин предлагал мне разыграть Ксантию между нами в кости.
– Кесарь, – Варда серьезно посмотрел на него, – одно дело, когда Ксантия интригует и строит заговоры за вашей спиной. Другое, когда на вашу невесту зарится другой мужчина. Это удар по вашей чести.
Александр молчал, смотрел, как слуга уводит скакуна, ласково похлопывая ладонью по его атласному крупу.
– Покажи тот захват, каким победил меня в прошлый раз в единоборстве, – предложил он после паузы.
Они начали бороться. Это была известная еще со времен древних эллинов борьба, когда мужчины борются в обхват, когда силу побеждает сила. Противники были почти равны: оба худощавые, мускулистые, жилистые. Варда немало упражнялся в воинском искусстве, пока служил в фемах, Александра обучали самые опытные наставники. Они обхватили друг друга поперек тела и тужились, стараясь оторвать противника от земли или, наоборот, осадить вниз. И вдруг, когда Варда уже несколько раз почти поднял Александра, кесарь изловчился и сделал быструю подсечку. Варда не ожидал подобного, охнув, он потерял равновесие и рухнул на песок площадки. Александр сперва оказался сверху, но и он, вдохновленный победой, на миг ослабил хватку. Варда тут же воспользовался моментом и перехватил его руку, сжал. Александр почти смеялся, разжимая хватку.
– Ну, признаешь себя побежденным?
– Нет!
Обоих веселила эта возня, Александр любил неуступчивых, ему нравилось добиваться своего, а Варда считал себя хорошим воином, чтобы сдаваться даже в угоду кесарю. И все же сегодня был не его день, а может, он просто не ожидал, что Александр опять применит хитрость. Неожиданную хитрость, ибо, когда Варда был весь в запале боя, кесарь быстро наклонился и поцеловал его. Варда снова охнул, руки его дрогнули, и он оказался распластанным на земле под навалившимся сверху Александром, который захлебывался от хохота.
Постепенно смех кесаря стих, он смотрел на Варду серьезно и внимательно, а в серых глазах Варды появилась паника. Оттолкнувшись длинными ногами, он вырвался из– под прижимающего его к земле кесаря, резко встал. Александр глядел на него снизу верх, насмешливо и игриво, потом протянул руку, и Варда помог кесарю подняться, не осмеливаясь при этом смотреть тому в глаза.
– Я солдат, мой кесарь, не требуйте от меня большего, – сухо сказал он.
Александр отряхнул кудри, потом провел пальцем по тонкой полоске бороды Варды, очерчивающей его сильный подбородок.
– Себе, что ли, такую отпустить?
– Это вам надо обсуждать с госпожой Ксантией, не со мной.
Александр усмехнулся какой– то своей мысли, но через миг, словно что– то вспомнив, внимательно взглянул на Варду.
– А на что ты намекал, говоря о ее интригах за моей спиной?
Варда скупо улыбнулся, и в его глазах замерцал мстительный огонек.
Позже кесарь разыскивал свою Янтарную по всему Палатию. В последнее время у нее, похоже, пропало желание сидеть во дворце Дафны, как какой– нибудь добропорядочной матроне, и Александр находил ее то следящей за укладыванием мозаики в церкви Святой Ирины, то гуляющей в саду, а один раз обнаружил княжну в зверинце под ипподромом. Она расспрашивала смотрителей зверей о повадках безобразных краснозадых обезьян, похожих на собак, которые очень забавляли ее своим видом. Обычно непоседливость и любопытство Ксантии импонировали кесарю, в душе которого все еще оставалась некая ребячливость, но в этот раз он даже накричал на бедную Дорофею, когда та толком не смогла объяснить, где ее госпожа. Ушла вроде бы с Агиром и Прокопией в сады. Однако эту парочку престарелых любовников Александр встретил довольно скоро возле большого бассейна– чаши с замершим на зиму водометом. А Ксантия…
В конце концов он догадался, где может разыскать ее. Было в садах Палатия одно место, которое Светорада особо отличала: росшие здесь вдоль стены темно– зеленые пихты отчего– то напоминали ей еловые леса под Смоленском, как однажды призналась она Александру. Светорада любила приходить сюда, бродить под мрачными тенями пихт или подниматься на стену и оттуда смотреть на бескрайнее бурное море. Идя по дорожке парка, Александр сразу увидел ее там, нахмурил брови. Он не мог понять ее тоски по родине: княжна достигла высочайшего положения, живет в самом роскошном месте, какое только может создать человеческий гений, а ей все леса под Смоленском грезятся. Даже суровая погода ее не пугает. Здесь, внизу, было тихо, только ветви пихт раскачивались под порывами ветра, а там, на стене, где стояла Янтарная, с моря дул столь свирепый ветер, что полы ее плаща разлетались, как крылья птицы. На какой– то миг Александр залюбовался своей избранницей, ее осанкой, ее гордо вскинутой на высокой шее головкой, легким, бьющимся на ветру покрывалом. Нет, в ней все еще было нечто подобное стихии, непокорное, своевольное, что так нравилось Александру. Но потом он вспомнил, о чем ему рассказал Варда, и снова насупился. Оказывается, его вольная наяда стала такой же любительницей интриг, как и все в Палатии. Гнев охватил кесаря с новой силой.
– Опять смотришь в сторону своей дикой Скифии? – громко произнес он, взбегая на стену.
Это была самая восточная оконечность стен Палатия. С трех сторон выступ полуострова был окружен морем. Когда– то Александр сам впервые привел сюда Светораду, и она попросила его указать, в какой стороне ее Русь. И вот она снова здесь.
Княжна медленно повернулась на его голос. Она видела, что кесарь рассержен, видела, как ветер прибивает к его бровям завитки темных волос. А глаза, светлые, ясные, полны плескавшейся в глубине ярости.
– Ты хоть понимаешь, что натворила? – почти кричал он ей сквозь порывы ветра. – Понимаешь, что наделала, выступив против Николая? Он был почти членом моей семьи, он любил меня и рано или поздно пошел бы мне на уступку. И если бы Льва из– за его упорства церковники лишили власти, именно я стал бы тогда императором, а ты… ты могла бы стать императрицей. Но ты вмешалась со своими кознями, ты погубила моего друга и духовника. Ты, дикарка, свалила святого человека! Ты затеяла интриги за моей спиной, втайне от меня!
