Но бывали случаи, когда княжна вдруг категорически не хотела принимать участие в увеселении. Например, она не пожелала участвовать в придуманной Александром «охоте», когда мужчины разделись донага и должны были изображать охотников, а разбегавшиеся по дворцу нагие девушки играли роль добычи. Как– то Светорада не пришла на вечеринку, где кроме нее были одни мужчины. В другой раз ей, правда, не удалось избежать подобной оргии. Но она была злая, плеснула в лицо Константину вином, когда он полез ей под юбку, опять же оттаскала за волосы Василицу, увидев, что тот стал целоваться с Александром.
Однажды кесарь решил устроить особое развлечение с участием княжны. Его послушный молчаливый арап Хассе принес и поставил перед гостями кальян. Светорада знала, как им пользоваться, и вместе со всеми стала прикладываться к дымящейся трубочке кальяна.
Рядом Иоанн Куркуас цитировал стихи:
«Эрос вновь меня мучит истомчивый,
Горько– сладостный, необоримый змий…»
Светорада пыталась слушать, но суть стихов все время ускользала от нее. И уж неизвестно, что добавил в зелье кальяна Хассе, но она вскоре ощутила необычное возбуждение, голова сделалась пустой и легкой, тело же, наоборот, слабым, размягченным. Она почти не сопротивлялась, когда Александр стал целовать ее, стянул с нее одежду и овладел на глазах у присутствующих. Княжна была так же безразлична, когда на нее, после Александра, навалился хищно улыбающийся Константин Дука, когда словно сквозь дрему она увидела над собой сопящую рожу Гаврилопула, стонущего Куркуаса… В какой– то миг ее тело пронзило острое вожделение и она забилась в сладостных содроганиях. Приподняв ресницы, Светорада увидела над собой внимательное лицо Варды и самозабвенно стала целовать его. Она почти не осознавала, что происходит, все вокруг казалось каким– то нереальным, зыбким, уплывающим… Лежала расслабленная, мокрая и нагая. Но все же какой– то шум и крики привлекли ее внимание, и, повернувшись, она увидела, как приятели Александра привязали голого извивающегося Варду лицом вниз к столу, распяли его и по очереди стали овладевать им. Светорада застонала и, натянув на голову покрывало, провалилась в тяжелый полубредовый сон.
Когда княжна пришла в себя… будто ничего и не было. Она лежала в своей светлой чистой опочивальне, возле кровати в богатой напольной вазе стоял букет из павлиньих перьев, в полукруглое большое окно вливались потоки солнечного света. Светорада чувствовала прикосновение чистых шелковых покрывал, свежесть вымытого тела. Ее волосы еще не успели высохнуть, от чистой сорочки слегка пахло лавандой. Было такое ощущение, что она и не переживала прошлого кошмара, словно все ей приснилось.
Светорада приподнялась, взглянула на сладко спавшего рядом Александра. Он был прекрасен во сне: спокойный рот, тихое дыхание, свежее расслабленное тело. Сон снял с этого красивого лица налет столь часто проступавшей порочности, черты его разгладились, он выглядел умиротворенным, спокойным. Голова была повернута набок, черные ресницы длинным веером ложились на щеки, сильная рука была откинута за голову, на ключице поблескивал сбившийся в сторону маленький крестик.
Светорада смотрела на него, пока образ этого отдыхающего божества не растворился в пелене выступивших на глаза слез. Она оплакивала свое грехопадение, свой разврат, но больше всего горевала о прошедшей любви, оттого что ее надеждам на счастье не суждено было сбыться. Она опять казалась себе одинокой и неприкаянной, ее душа металась и никак не могла найти себе пристанище, в ней поселились пустота и боль…
Светорада так разрыдалась, что разбудила Александра. Еще ничего не понимая, он привлек ее к себе, но она вырвалась.
– Тебе не противно прикасаться ко мне? Я вся в скверне!
Он сонно потер глаза. Сказал совсем буднично:
– Да нет же, нас вымыли. Все в порядке.
Но Светорада не могла успокоиться, постоянно твердила, как он мог подбить ее на такое, как он мог отдать ее этим…
– Дикие печенеги и то лучше ромеев!.. – в сердцах воскликнула она.
Эти слова возмутили кесаря. Он откинулся на подушки, стал сухо говорить, что Ксантия не имеет права сравнивать их с варварами, что здесь это не грех, а особое утонченное развлечение, какое возможно только для высших, свободных от предрассудков существ, которым позволено куда больше, чем простым смертным. Надо просто избавиться от ханжества. Ибо те, о ком молится целая империя, не подвластны греху.
Светораду поразило его мнение. Александр и впрямь считал себя божеством. Но он же был человеком!..
– Александр, разве ты не понимаешь… Я – и все эти мерзкие мужчины… Если Господь внемлет нашим с тобой мольбам и у меня появится ребенок, мы даже не будем знать, чей он!..
Ей хотелось уязвить его, заставить усомниться в своей правоте сверхчеловека. Но Александр только хмыкнул. Откинулся на подушки и захохотал. Смеялся долго и как– то зло. А потом вдруг процитировал из Экклезиаста:
– «Что было, то и будет; и что делалось, то и будет делаться, и нет ничего нового под солнцем».
Приподнявшись на локте, кесарь с усмешкой посмотрел на нее.
– А кто тебе сказал, что для меня так важно, от кого будет ребенок? Главное, что он будет нашим наследником. И чтобы ты не слишком огорчалась, я скажу то, что известно всей нашей семье: мой брат, божественный автократор ромеев Лев Мудрый, тоже не от Василия Македонянина.
Александр поведал, что когда– то красивый македонец Василий был выдвинут Михаилом Пьяницей в фавориты и вместе с императором принимал участие в весьма очаровательных оргиях. Они развлекались не только с самим Михаилом, но и с его любовницей Евдокией Ингериной и сестрой Михаила Феклой. Позже, когда Евдокия оказалась беременной, Михаил не стал выяснять, от кого она понесла, а просто велел Василию жениться на ней. Когда же родился ребенок…
– Он слишком походил на Михаила, чтобы кто– либо сомневался, чей он сын. Тем не менее Василий признал его своим. И этому бастарду даже досталась власть!.. – закончил кесарь, почти задыхаясь от злобы, исказившей его лицо.
Светорада подумала об императоре Льве, действительно мудром и трудолюбивом правителе, справедливом человеке, умевшем любить и прощать, а также защищать перед Церковью тех, кто ему дорог. Она почти пропустила мимо ушей дальнейший рассказ Александра о том, что и сам Лев не сомневается, кто его родитель, ведь недаром Василий I так не любил своего наследника и старался, чтобы власть в обход ублюдка Михаила Пьяницы досталась его сыну Александру. Причем использовал любой повод, чтобы устранить старшего сына Евдокии Ингерины от власти. И если бы к тому моменту, когда Василия ранили на охоте, Александр был постарше, именно он, а не Лев стал императором ромейской державы.
«Вряд ли бы ты справился с таким бременем», – с усмешкой подумала княжна. Но опустила голову, чтобы за волосами скрыть проступившее на лице презрение. Однако Александр превратно истолковал поведение княжны, приписав все ее стыду и печали. Вновь стал обнимать и утешать ее, говорил, что если Евфимий, даже начав бракоразводный процесс с Софьей Дукой, готов обвенчать кесаря с любовницей только в том случае, если она будет беременна, то, может, у них теперь получится наполнить ее лоно. Вот так, всем скопом. Светораду передернуло от подобной мысли. И еще она подумала, что Александр не ее винит, что у них нет детей, а скорее себя… Надеется на помощь приятелей.
