«А ведь город в это время полностью пустой, – отметила про себя Светорада, обмахиваясь веером в виде натянутого на тонкую раму легкого полотна. – Если бы враги подошли к Константинополю в день скачек, когда все жители на ипподроме, то их бы заметили только в самый последний момент».
Об этом стоило подумать. Но мысли текли как– то вяло. Было очень жарко. Светорада сидела в кафизме вместе с императорской семьей, и, хотя над ложей был установлен плотный навес, она, как и остальные, страдала от невероятной духоты. Потепление в этом году произошло раньше обычного, весь ипподром, казалось, раскалился на солнце, но это никак не помешало хорошему настроению ромеев, с азартом следивших за очередным заездом колесниц, громко кричавших и остро переживавших, когда экипажи «голубых» и «зеленых» попеременно вырывались вперед.
Находившиеся в кафизме рабы старательно обмахивали вельмож опахалами из страусовых перьев. Светорада смотрела на них почти с завистью. Прислужники были в одних коротких белых туниках, а вот знать… Светорада, как и все, вынуждена была восседать в роскошном парадном облачении. Ее вуаль колыхалась от движений опахала, но это нисколько не спасало от жары, ибо на княжне была златотканая далматика до земли, высокий венец с тяжелыми подвесками, а плечи, грудь и бедра обвивал сверкающий лор, украшенный множеством нашитых драгоценных камней. Блистательная севаста должна выглядеть великолепно! Должна вызывать преклонение, а не смущать взоры. Сам патриарх Евфимий как– то сказал ей:
– Вы должны соответствовать своему высокому положению, но не вызывать нескромных помыслов. Тело всего лишь плоть, отвлекающая от возвышенного. Его надо прятать. Глаза, лицо – вот отражение души. И хотя меня порой смущает ваша дерзкая манера смотреть на собеседника, я не забываю, что вы родились в варварский Скифии. Со временем мы отучим вас от этого. Ибо вы должны быть достойной ожидающего вас удела.
Ожидающего… Светорада знала, что ждет от жизни уже совсем иного. И если еще недавно княжна была довольна, что попала в Палатий и оказалась на вершине мирского благополучия, то теперь она не испытывала особого воодушевления при мысли, что судьба свела ее с этими людьми. Интриги, высокомерие, сплетни в сочетании с полной уверенностью в безнаказанности вершителей судеб. И постоянное ожидание, что тебя либо потеснят, либо вовсе избавятся от твоего присутствия при дворе. И хотя патриарх по– прежнему оказывал ей свое покровительство, та же Зоя не преминула сообщить, что и в очередном письме Александра не было ни одного упоминания о невесте.
– Что вы предпримете, если наш непредсказуемый кесарь отвергнет вас?
– Уеду куда– нибудь. Возможно, в монастырь.
Зоя согласно кивала и улыбалась маленьким пухлым ртом. Спокойствие севасты она приписывала смирению. Ибо эта столь часто привлекавшая внимание императора девица, невесть откуда возникшая, действительно вела себя в последнее время как образец добронравия, словно старалась быть незаметной. Но все равно о ней всякое поговаривали. Многие знали, на что способен Александр, который, возможно, и севасту успел развратить, приучив ее к своим изощренным оргиям. После такого ничего больше не остается, как только замаливать грехи. Александра за подобное даже в Иерусалим каяться услали, а его невеста тоже неспроста стала избегать многолюдных пиров и все время проводит во Влахернской церкви, молится, да и пожертвовала на этот храм немало.
Светорада и впрямь продолжала посещать Влахернский храм. Стояла перед чудотворной иконой Богородицы, благодарила за то, что та сотворила для нее великое чудо – подарила встречу с давно потерянным мужем. А также молила ниспослать защиту всем, кто ей дорог… и кому отныне угрожает опасность. Ибо поход Руси на город, которому покровительствует Богородица, грозил немалыми бедствиями как ромеям, так и самим набежчикам. Ведь тоже люди…
И Светорада молилась:
– Защити же всех! Будь мудрой и справедливой. Русский князь сказал, что готов удовлетвориться договором, так пусть же все обойдется малой кровью. А меня верни к тому, кого жаждет душа моя!
Она молилась тихо и по– русски. Понимала ли Богоматерь русскую речь? Как– то Глеб сказал княжне, что Пресвятая читает в самих душах, а слова не столь и важны. Однако важна молитва. И Светорада, ранее не очень– то утруждавшая себя учением греческих молитв, теперь запоминала их с особой тщательностью.
С Глебом Светорада виделась по– прежнему нечасто. Ипатий, как и раньше, не присутствовал при этих встречах. Светорада его давно не видела, хотя Глеб много рассказывал о нем. Мальчик говорил, что ему хорошо живется в монастыре и он даже не жалеет, что не поедет в Оливий. Но теперь и Светорада была этому рада. Для ее сына будет лучше, если он останется в монастыре, за непреодолимыми стенами Царьграда. Общаясь с Глебом, видя, как он похож на Игоря, Светорада порой вопрошала себя: как сложится судьба ее мальчика, если они однажды попадут на Русь? Оставить Глеба в Византии ей и в голову не приходило. Но если они уедут… Она обязана будет вернуть сына Ольге. Наверняка это будет непросто, но ведь взамен она так много получит, что наверняка согласится отказаться от своего мнимого материнства. Ибо судьба все равно устраивала так, что Светорада постепенно удалялась от Глеба. Мальчик, рожденный от родителей– язычников, все больше уходил в религию, он полностью был под влиянием монахов и разочаровавшегося в мирской жизни Ипатия. А Русь… Глеб не сможет не полюбить Русь. Особенно если узнает, какой прославленный витязь его отец, какая мудрая правительница его истинная мать.
Но до этого еще надо дожить. А пока Светорада делала все, что было в ее силах. С Самоной они мало общались, но как– то, встретив ее в саду, евнух бросил вскользь:
– Надо, чтобы уже в начале лета была испорчена связь сигнальных маяков.
Светорада сначала решила, что ей послышалось, так быстро и негромко он это произнес. Но ведь это был столь существенный совет! Не так давно император Лев рассказывал ей, что маяки, построенные от столицы ромеев до сарацинской границы, подают сигнал городу, когда со стороны Азии или Сирии возникает угроза. Они могут упредить стражников Константинополя, если в Босфоре появится чужой флот. Однако если испортить хоть один из маяков – цепочка будет прервана. Но как это сделать, если Самона умывает руки? Надеется на нее?
Поразмыслив, Светорада встретилась в предместье Святого Маманта с Фокой. Говорила ему о задуманном, а сама поражалась: «С кем делюсь?» Но Фока вмиг понял, что надо делать.
– Наши прибудут к середине лета. До того времени мы тут подсуетимся, и маяки не подадут сигнал.
Кто это «мы», Светорада не знала. Но приняла к сведению просьбу Фоки о том, чтобы она, как севаста, позаботилась кое о чем другом. Надо было посодействовать тому, чтобы Фоке позволили получить право на приобретение нового эргастерия, но уже не в предместье, а в самом городе. Она выполнила его просьбу. Мало кого удивит, если разбогатевший торговец откроет еще одно заведение возле шумной Месы, где всегда большой поток людей. Но Светорада поняла и иное: Фока стремится оставить дела в предместье, где будет особенно опасно. А вот за стенами… У княжны не было ни малейшей надежды, что Олегу и его войску удастся преуспеть там, где не справились ни мусульмане, ни болгары, ни мятежники во главе с объявившим себя императором Фомой Славянином, ни князья Аскольд и Дир…
[143]
Она по– прежнему считала замысел Олега чем– то нереальным. Ей оставалось надеяться, что его угроза и впрямь не идет далее, чем напугать Льва Мудрого дерзким наскоком. Может, русы действительно добьются своего и заключат с ромеями договор? Ибо тогда она много выиграет, получив все, что желает, – Стему, свободу, Русь! Они со Стемкой уже не были детьми, которые могли все бросить ради своей любви. Им надо было добиться своего права быть вместе.
