В один из последних дней уходившего года, ближе к вечеру, Каталина сидела на любимом уступе, с которого было так хорошо смотреть на море и наблюдать за прелестью причудливых закатов, столь будоражащих ее воображение. Девушка пребывала в мечтах рядом с Педро. Всего минуту назад она впервые в жизни отчетливо ощутила, что у нее есть сердце. Внезапно ей пришло на ум, что Педро, в то время как ее одурманили своей игрой небесные краски, обнимает другую. Сердце застучало так, что готово было выпрыгнуть из груди. Ей стало трудно дышать, и закружилась голова.
Вулкан, так звали серебристо-палевого дога, спокойно лежал рядом с хозяйкой, положив мудрую лобастую голову на огромные лапы. Позади треснул сучок, и Каталина, которая по настоянию доньи Кончиты никогда не отходила от дома без миниатюрного дамского пистолета за поясом, мгновенно, быстрее, чем Вулкан, знавший причину шороха и потому совсем не спешивший, была на ногах, а рука ее легла на рукоятку оружия.
— Умница! — послышался мягкий, ставший за эти два года родным голос доньи Кончиты. — Через полчаса поспеет ужин. Я пришла помечтать вместе с тобою.
Каталина нежно обняла за плечи наставницу, ставшую ей заместо старшей сестры, и обе они уселись на теплые камни уступа.
— Уверена, мечтаешь видеть себя дочерью Атланта, красавицей Калипсо
[73]
.
— Нет донья Кончита, я — Пенелопа! — и лицо девушки залила краска под стать цвету спелого кофейного плода.
— Милая моя, нет большего счастья в жизни, чем уверенность, что ты любима.
— Счастье и в том, что ты сама любишь! Любовью держится моя жизнь! Моя любовь к Педро сильнее страха смерти! Демон, нечистый дух послал сейчас мне видение, что Педро минуту назад ласкал другую женщину. Не верю! Я жду его! И он меня ищет! Ищет и найдет!
Чтобы отвлечь Каталину от распаляющей душу темы, донья Кончита раскрыла книжку в дешевом переплете. То был томик, привезенный недавно Бобом, стихотворного сочинения Даниэля Дефо «Чистокровный англичанин».
— Таким смелым, как Дефо, и был мой возлюбленный.
— Еще смелее и того и другого мой Педро! — лицо Каталины вновь сделалось пунцовым.
Донья Кончита, словно бы и не слышала этого крика своей воспитанницы, спокойно продолжала излагать свою мысль:
— Дефо станет великим писателем, запомнится на века, будет гордостью Англии. То, что сегодня приносит ей безусловный вред, Дефо дерзко высмеивает. Сатира его зла, но справедлива. Видишь ли, девочка, настоящий писатель — это прежде всего оппозиционер, поскольку в противном случае он лишен тех соков, которые только и могут питать растение, называемое вдохновением. Для восхваления существуют придворные поэты. И чем сильнее, активнее, чище соки, тем более могучие вырастают кусты. Бурьян же, как известно, растет на любой земле и питается любыми соками, даже помоями… Я восхищена его «Чистокровным англичанином».
— Вы полагаете, я смогу прочесть его без вашей помощи?
Обе они говорили по-английски.
— Пока еще нет. Но ты, Каталина, делаешь успехи. Послушай, Дефо откровенно и отважно тешится над английской аристократией, ее родовой спесью, противопоставляет ей человеческое достоинство и ум. Он станет очень популярен, но и наживет себе массу врагов. Именно так обязаны жить настоящие мужчины!
— Вчера Негро рассказал мне, как когда-то он был свидетелем нечеловеческих издевательств именитых поселенцев Новой Англии, и не только над чернокожими, но и над белыми рабами, привезенными туда в кандалах.
— Не сомневаюсь, что он поведал правду.
— Негро не жаловался, донья Кончита, но я вижу по его глазам, как он стал бояться мистера Деревянная Нога. Тот, как только они остаются вдвоем, издевается над Негро.
— Да, вот о чем я не сказала капитану Бобу и очень сожалею. Мистер Деревянная Нога тайно где-то гонит арак.
— Что это?
— Крепкий спиртной напиток из кокосового молока. Так называют его малайцы.
Вулкан залаял. Среди кустов замелькали фигуры Негро и второго верного стража их лесного пансиона — голубого с темно-графитным оттенком дога, по природе своей — собаки, не ведающей страха. Их появление означало, что пора идти ужинать.
— Но, донья Кончита, ведь вы меня не выдадите капитану Бобу? — девушка пытливо заглянула в лицо наставницы.
— Тебе, Каталина, я друг, но и мистеру Бобу я обязана многим… Хотя бы тем, что он свел меня с тобой, — заявила донья Кончита, не ответив на вопрос девушки прямо.
Меж тем обе женщины поднялись и, взявшись за руки, направились к столу, где их ждала приготовленная мужчинами еда.
Де ла Крус безуспешно обыскивал северное побережье Эспаньолы, обошел острова Пуэрто-Рико, Гваделупа, Доминика. На обратном пути он обследовал все южные заливы Эспаньолы и еле успел к последнему дню года подойти к самому западному из островков группы Морант. Там, без особых осложнений, молодой английский виконт был обменен на младшего брата Переса, который оказался основательным и толковым знатоком своего дела. Он особенно понравился де ла Крусу и его друзьям тем, что, внимательно осмотрев «Каталину», сразу заявил:
— Англичане усиливают мощь своих кораблей тяжелыми, дальнобойными орудиями, чем утяжеляют их, лишая подвижности. От них выгодно отличаются французские суда. Быстрый маневр при необходимой сноровке и верном глазе бомбардиров — большее преимущество, чем чванливость английских адмиралов чугунолитейным мастерством.
Туэрто и Добрая Душа были верны себе и холодно встретили Адальберто. Капитан «Каталины» заметил это и строго наказал старшему бомбардиру и боцману не вынуждать его изменить о них свое мнение.
Курсируя среди Большого и Малого Антильских архипелагов, где в портах и прибрежных поселениях давно ничего не слышали о Ганте, де ла Крус с попутными оказиями дважды посылал людей на Тортугу — и безуспешно. Бывалому моряку скрыться в Карибском море в ту пору не составляло особого труда.
Еще перед Новым годом имело место событие, вызвавшее ропот некоторой части экипажа «Каталины». На пути к Ямайке поблизости от Коровьего острова, на юго-западе от Эспаньолы, «Каталина» встретила голландского работорговца. Он перевозил на бригантине в порт Чарлстон сенегальцев в трюмах, набитых живыми и мертвыми телами. Работорговца, капитана и команду бригантины де ла Крус высадил на берег необитаемого острова Ваш и привел судно с несчастными в порт Кабо-Гаитиано. Там он продал бригантину, а оставшихся в живых сенегальцев передал на попечение человеку, у которого два месяца назад шкипер Чистюля арендовал люгер. Де ла Крус оставил судовладельцу необходимую сумму для того, чтобы тот должным образом оформил нужные бумаги и сделал рабов свободными гражданами. Стоимость бригантины, за вычетом королевской части, была поделена между командой «Каталины», однако среди ряда ее членов выказывалось недовольство поступком Красного Корсара, не за понюх табаку отпустившего африканцев, представлявших собой как товар большую ценность.
