– Ладно, Ана, пусть будет по-твоему. Я с тобой.
– Я знаю, – шепчу я, и глаза мои опять на мокром месте от ее добрых слов. Я не расплачусь. Не расплачусь.
– Рэй в порядке?
– Да, – выдавливаю я.
– Ох, Ана, – шепчет она.
– Не надо.
– Ладно. Потом поговорим.
– Да.
В течение утра я время от времени проверяю электронную почту, надеясь на веточку от Кристиана. Но ничего нет. К середине дня сознаю, что он не собирается связываться со мной вообще и что он все еще зол. Что ж, я тоже все еще зла. Я с головой ухожу в работу, делая перерыв лишь на ланч, чтобы съесть бутерброд с сыром и лососиной. Просто удивительно, насколько лучше я себя чувствую после того, как что-то съела.
В пять часов мы с Сойером едем в больницу навестить Рэя. Сойер еще более бдителен и даже чрезмерно заботлив. Это раздражает. Когда мы подходим к палате Рэя, он не отстает ни на шаг.
– Принести вам чаю, пока вы будете с отцом? – спрашивает он.
– Нет, спасибо, Сойер. Ничего не нужно.
– Я подожду на улице. – Он открывает передо мной дверь, и я рада, что на какое-то время от него избавлюсь.
Рэй сидит в кровати и читает журнал. Он выбрит, одет в пижамную куртку и выглядит совсем как прежде.
– Привет, Анни. – Он улыбается. И его лицо вытягивается.
– Ох, папа… – Я бросаюсь к нему, и совсем не характерным для него жестом он широко раскрывает объятия и обнимает меня.
– Анни? – шепчет он. – Что случилось? – Он крепко прижимает меня и целует в волосы.
В его руках я сознаю, какими редкими были такие моменты между нами. Но почему? Не потому ли я так люблю забираться к Кристиану на колени? Через минуту я отстраняюсь и сажусь на стул рядом с кроватью. Брови Рэя озабоченно сдвинуты.
– Расскажи своему старику.
Я качаю головой. Ему не нужны мои проблемы.
– Все нормально, папа. Ты хорошо выглядишь. – Я сжимаю его руку.
– Чувствую себя почти человеком, хотя нога в гипсе адски чешется.
Я улыбаюсь.
– Ох, папа, я так рада, что тебе лучше.
– Я тоже, Анни. Мне бы хотелось когда-нибудь покачать внуков на этой чешущейся коленке. Ни за что на свете не хочу это пропустить.
Я недоуменно моргаю. Черт. Он знает? И я борюсь со слезами, которые пощипывают уголки глаз.
– Вы с Кристианом ладите?
– Мы поссорились, – шепчу я, преодолевая ком в горле. – Но мы разберемся.
Рэй кивает.
– Он отличный парень, твой муж, – говорит он успокаивающе.
– У него временами бывают заскоки. Что сказали врачи?
Сейчас я не хочу говорить о своем муже, это для меня болезненная тема.
Я возвращаюсь в «Эскалу», Кристиана нет дома.
– Кристиан звонил и сказал, что задержится на работе, – сообщает мне миссис Джонс извиняющимся тоном.
– А. Спасибо, что дали мне знать.
Почему он не мог мне позвонить? Господи, кажется, все и в самом деле очень плохо. Мне вспоминается наш спор из-за брачных обетов и как он тогда злился и дулся. Но оскорбленная сторона здесь я.
– Чего бы вы хотели поесть? – В глазах миссис Джонс – решительный стальной блеск.
– Пасту.
Она улыбается.
– Спагетти, пенне, фузилли?
– Спагетти. С вашим болоньезе.
– Я мигом. И, Ана… вы должны знать, что сегодня утром, когда мистер Грей думал, что вы ушли, он был в отчаянии. Он был просто не в себе. – Миссис Джонс с нежностью улыбается.
Ох…
В девять его все еще нет. Я сижу за столом в библиотеке в недоумении. Звоню ему.
– Ана, – говорит он, голос сдержанный и холодный.
– Привет.
До меня доносится тихий вздох.
– Привет, – отзывается он.
– Ты придешь домой?
– Позже.
– Ты в офисе?
– Да. А где я, по-твоему, могу быть?
С ней.
– Я отпущу тебя.
Никто из нас не вешает трубку, молчание тянется и тянется между нами.
– Спокойной ночи, Ана, – говорит он в конце концов.
– Спокойной ночи, Кристиан.
Он отключается.
А, черт. Я смотрю на «блэкберри». Не знаю, чего он от меня ждет. Я не собираюсь позволить ему одержать легкую победу. Да, он зол, это понятно, и я тоже зла. Но мы там, где мы есть. Не я побежала плакаться в жилетку своей бывшей любовнице-педофилке. Я хочу, чтоб он признал, что такое поведение неприемлемо.
Я откидываюсь в кресле, смотрю на бильярдный стол в библиотеке и вспоминаю то веселое время, когда мы играли в снукер. Я кладу ладонь на живот. Может, просто еще слишком рано. Может, этого не должно быть… Но не успеваю я подумать об этом, как мое подсознание кричит: «Нет!» Если я прерву эту беременность, то никогда не прощу этого ни себе, ни Кристиану.
– Ох, Комочек, что ты с нами сделал?
Я не могу заставить себя разговаривать с Кейт. Не могу вообще ни с кем разговаривать. Я пишу ей эсэмэску, обещая, что скоро позвоню.
К одиннадцати глаза уже слипаются. Смирившись, поднимаюсь в свою старую комнату. Свернувшись калачиком под одеялом, наконец даю волю слезам, шумно и горько всхлипывая в подушку…
Просыпаюсь с тяжелой головой. В огромное окно комнаты льется бодрящий осенний свет. Смотрю на будильник – половина восьмого. Моя первая мысль: «Где Кристиан?» Я сажусь и свешиваю ноги с кровати. На полу рядом с кроватью – серебристо-серый галстук Кристиана, мой любимый. Вчера вечером, когда я ложилась, его здесь не было. Я поднимаю галстук, глажу шелковистую ткань пальцами, потом прижимаю к щеке. Кристиан был здесь, смотрел на меня, спящую. И искорка надежды вспыхивает у меня в душе.
Я спускаюсь вниз. На кухне хлопочет миссис Джонс.
– Доброе утро, – бодро говорит она.
– Доброе утро. Кристиан?
Ее лицо вытягивается.
– Он уже ушел.
– Значит, он приезжал домой? – Я должна проверить, даже несмотря на то, что у меня есть его галстук в виде доказательства.
– Приезжал. – Она медлит в нерешительности, потом говорит: – Ана, пожалуйста, простите, что лезу не в свое дело, но не сдавайтесь. Он упрямец.
Я киваю, и она замолкает. Уверена, выражение моего лица говорит ей, что сейчас у меня нет желания обсуждать своего блудного мужа.
Приехав на работу, проверяю электронную почту. Сердце мое пускается вскачь, когда я вижу одно письмо от Кристиана.
