– Поверьте мне, Рэй, сделаю это с превеликим удовольствием.
Папа! Он здесь. Я борюсь с туманом… борюсь… но снова проваливаюсь в забытье. Нет…
– Детектив, как видите, моя жена не в состоянии отвечать на ваши вопросы. – Кристиан сердится.
– Она упрямая молодая женщина, мистер Грей.
– Жаль, что она не убила подонка.
– Это означало бы для меня больше бумажной волокиты, мистер Грей…
– Мисс Морган поет как та канарейка. Хайд и вправду извращенный сукин сын. У него зуб на вашего отца и на вас…
Туман снова окутывает меня и затягивает вниз… вниз… Нет!
– Что значит вы не разговаривали? – Это Грейс. Она сердится.
Я пытаюсь пошевелить головой, но тело упорно отказывается исполнять посылы мозга.
– Что ты сделал?
– Мам…
– Кристиан! Что ты сделал?
– Я был ужасно зол. – Это почти всхлип… Нет.
– Эй…
Мир вращается и меркнет; я отключаюсь.
Я слышу тихие приглушенные голоса.
– Ты же сказал мне, что порвал все связи. – Это говорит Грейс. Голос ее тихий, укоряющий.
– Знаю. – В голосе Кристиана слышится смирение. – Но встреча с ней помогла мне увидеть все в новом свете. Ну, ты знаешь… с ребенком. Впервые я почувствовал… что мы делали… это было неправильно.
– Да, дорогой. С детьми всегда так. Они заставляют тебя взглянуть на мир совсем по-другому.
– Она наконец-то поняла… И я тоже… Я причинил боль Ане, – шепчет он.
– Мы всегда причиняем боль тем, кого любим, дорогой. Ты должен будешь сказать ей, что сожалеешь. И дать ей время.
– Она сказала, что уходит от меня.
Нет. Нет. Нет!
– И ты ей поверил?
– Вначале – да.
– Дорогой, ты всегда веришь худшему во всех, включая себя. Как всегда. Ана очень сильно любит тебя, и совершенно ясно, что ты любишь ее.
– Она была страшно зла на меня.
– Неудивительно. А я ужасно сердита на тебя сейчас. Думаю, можно по-настоящему злиться лишь на того, кого действительно любишь.
– Я думал об этом, и она раз за разом показывала мне, как любит меня… вплоть до того, что подвергла свою жизнь опасности.
– Да, дорогой.
– Ох, мама, ну почему она не просыпается? – Голос его срывается. – Я чуть не потерял ее.
Кристиан! Слышатся приглушенные всхлипы. Нет…
Ой, темнота смыкается. Нет…
– Тебе потребовалось двадцать четыре года, чтобы позволить мне вот так обнять тебя…
– Я знаю, мама… я рад, что мы поговорили.
– Я тоже, дорогой. Я всегда рядом. Не могу поверить, что скоро буду бабушкой.
Бабушка!
Сладкое забытье манит…
М-м-м-м. Его щетина мягко царапает тыльную сторону ладони, когда он прижимает мою руку к своему лицу.
– Ох, детка, пожалуйста, вернись ко мне. Прости меня. Прости за все. Только проснись. Я скучаю по тебе. Я люблю тебя.
Я стараюсь. Стараюсь. Я хочу увидеть его. Но мое тело меня не слушается, и я вновь проваливаюсь в сон.
Просыпаюсь я от того, что ужасно хочу в туалет. Открываю глаза. Я в чистом, стерильном окружении больничной палаты. Кругом темно, не считая бокового освещения, и все тихо. В голове и груди – тупая боль, но это ерунда по сравнению с тем, что мой мочевой пузырь вот-вот лопнет. Мне надо в туалет. Я проверяю свои конечности. Правая рука саднит, и я замечаю, что от нее отходит трубка капельницы. Я быстро прикрываю глаза. Повернув голову – к моей радости, она меня слушается, – снова открываю их. Кристиан спит, сидя рядом со мной, прислонившись к кровати и положив голову на сложенные руки. Я протягиваю руку, снова порадовавшись, что тело меня слушается, и пропускаю сквозь пальцы его мягкие волосы.
Он, вздрогнув, просыпается и так резко вскидывает голову, что моя рука обессиленно падает на кровать.
– Привет, – сиплю я.
– Ана! – Его сдавленный голос полон облегчения. Он хватает мою руку, крепко стискивает ее и прижимает к своей шершавой, заросшей щетиной щеке.
– Мне надо в туалет, – шепчу я.
Он удивленно смотрит на меня, потом хмурится.
– Хорошо.
Я пытаюсь сесть.
– Ана, лежи спокойно. Я позову медсестру. – Встревоженный, быстро встает и протягивает руку к кнопке вызова над кроватью.
– Пожалуйста, – шепчу я. Почему у меня все болит? – Мне надо встать. Бог ты мой, я чувствую себя такой слабой.
– Ты хоть раз можешь сделать так, как тебе говорят? – раздраженно ворчит он.
– Но мне очень нужно в туалет, – сиплю я. В горле и во рту сухо, как в пустыне.
В палату стремительно входит медсестра. Ей, должно быть, за пятьдесят, хотя волосы иссиня-черные, а в ушах чересчур большие жемчужные серьги.
– Миссис Грей, с возвращением. Я дам знать доктору Бартли, что вы проснулись. – Она подходит к моей кровати. – Меня зовут Нора. Вы знаете, где вы?
– Да. В больнице. Мне надо в туалет.
– У вас катетер.
Что? Ну просто замечательно. Я смущенно смотрю на Кристиана, потом снова на сестру.
– Пожалуйста. Я хочу встать.
– Миссис Грей!
– Пожалуйста.
– Ана, – предостерегает Кристиан. Я снова пытаюсь сесть.
– Давайте я уберу катетер. Мистер Грей, уверена, миссис Грей хотела бы уединения. – Сестра многозначительно смотрит на Кристиана, отсылая его.
– Я никуда не уйду. – Он упрямо смотрит на нее.
– Кристиан, пожалуйста, – шепчу я, беря его за руку. Он коротко сжимает мою ладонь, потом сверлит рассерженным взглядом. – Пожалуйста, – умоляю я.
– Прекрасно! – раздраженно бросает он и проводит рукой по волосам. – У вас две минуты, – шипит он на сестру, наклоняется и целует меня в лоб, потом резко разворачивается и выходит из палаты.
Ровно через две минуты он влетает обратно, когда сестра Нора помогает мне встать с кровати. Я одета в тонкую больничную рубашку. Не помню, как и когда меня раздевали.
– Дайте мне, – говорит он и шагает к нам.
– Мистер Грей, я справлюсь, – ворчит на него сестра Нора.
Он бросает на нее враждебный взгляд.
– Проклятье, она моя жена. Я понесу ее, – рычит он сквозь зубы, отставляя с дороги штатив с капельницей.
– Мистер Грей! – возмущается сестра.
Он не обращает внимания, наклоняется и осторожно поднимает меня на руки. Я обхватываю его руками за шею. Тело мое жалуется. Господи, у меня все болит! Он несет меня в примыкающую ванную комнату, а сестра Нора семенит следом, неся штатив с капельницей.
