До него никак не доходит.
– Сегодня, в галерее, тебе понравились фотографии Флоранс Делль. Я помню, что ты сказал в Лувре. И, конечно, те снимки… – Я сглатываю, изо всех сил стараясь не думать о картинках в шкафу.
Он замирает, начиная понимать, о чем идет речь, и я торопливо, боясь, что вот-вот сорвусь, продолжаю:
– Я подумала, что ты мог бы… что тебе, может быть, захочется… ну, сфотографировать меня.
– Сфотографировать… тебя?
Позабыв о коробке на коленях, Кристиан во все глаза смотрит на меня. Я отчаянно киваю, пытаясь предугадать его реакцию. Он наконец переводит взгляд на коробку, почтительно проводит пальцами по глянцевым картинкам.
О чем он думает? Реакция совсем не та, которой я ждала, и мое подсознание уже посматривает на меня сердито, как на тупую домашнюю скотинку. Кристиан всегда ведет себя непредсказуемо. Снова смотрит на меня, и в его глазах… что, боль? Черт… теперь-то что?
– Почему ты подумала, что мне этого захочется?
Нет, нет, нет! Ты же сам сказал…
– А тебе не захочется? – спрашиваю я, отказываясь слушать подсознание, которое не верит, что кто-то может пожелать иметь мои эротические фотографии.
Кристиан сглатывает, приглаживает волосы. Такой потерянный, такой смущенный. Вздыхает.
– Для меня такого рода снимки были обычно чем-то вроде страховки. Я знаю, что долго рассматривал женщин только как объект. – Он останавливается, неловко пожимает плечами.
Что? К чему это ведет?
– И ты думаешь, что, фотографируя меня, тоже будешь видеть только объект?
– Ох… – Кристиан как будто сдувается. Кровь отливает от лица. Он жмурится. – Все так сложно, – шепчет он и открывает глаза. В них тревога, настороженность и что-то еще.
Черт. В чем тут проблема? Что так на него подействовало? Я? Я со своими расспросами о его биологической матери? Пожар в офисе?
– Почему ты так говоришь? – шепотом спрашиваю я, чувствуя, как к горлу подступает паника. Я думала, он счастлив. Думала, мы счастливы. Думала, что принесла ему счастье. Я не хочу смущать его, путать. Мысли разбегаются. Откуда эта внезапная перемена? Он не видел Флинна почти три недели. И это причина? Поэтому он такой пришибленный? Может, позвонить Флинну? И тут меня осеняет. Такие моменты необычайной ясности и глубины случаются крайне редко: пожар, «Чарли Танго», «джет-скай»… Он же просто боится. Боится за меня. А полоски от наручников довели его до точки. Кристиан переживал из-за них весь день и совсем запутался, потому что не привык испытывать неудобства, причиняя боль. От этой мысли мне делается нехорошо.
Он пожимает плечами и снова бросает взгляд на мое запястье, где еще недавно болтался купленный им браслет. Есть!
– Послушай, это ровным счетом ничего не значит. – Я поднимаю руку, демонстрируя еле видный рубец. – Ты дал слово. Да что там, вчера было здорово. Интересно. Перестань изводить себя – мне нравится жесткий секс, я тебе и раньше говорила.
Я заливаюсь краской и из последних сил сдерживаю подступающую панику. Он смотрит на меня пристально, но о чем думает? Может, анализирует сказанное мной? Я сбиваюсь с мысли.
– Это из-за пожара? Думаешь, пожар как-то связан с «Чарли Танго»? Ты поэтому беспокоишься? Поговори со мной… пожалуйста.
Кристиан смотрит на меня молча, и между нами снова пролегает молчание. Вот же гадство! Знаю, от него уже ничего не добьешься.
– Не надо выдумывать лишнего, – негромко выговариваю я, и слова отдаются эхом, тревожа память из недавнего прошлого – его собственное высказывание о том дурацком контракте.
Я наклоняюсь, беру у него с колен коробку и открываю. Он наблюдает за мной пассивно, словно я – какое-то забавное существо с другой планеты. Услужливый продавец уже подготовил камеру к работе, и я достаю ее и снимаю с объектива крышку. Навожу на Кристиана, и рамку видоискателя заполняет его прекрасное обеспокоенное лицо. Я нажимаю кнопку и удерживаю, сохраняя для потомства десять цифровых картинок озабоченного Кристиана.
– Ладно, тогда объектом будешь ты. – Снова нажимаю затвор. На последнем кадре его губы едва заметно вздрагивают. Жму еще, и на этот раз он улыбается – блекло, но все же… Я не отпускаю кнопку и вижу, как напряжение уходит, отпускает. Кристиан расслабляется, и я тихонько хихикаю. Слава богу. Мистер Непостоянство вернулся – и я как никогда рада его видеть.
– Э, это же вроде бы мой подарок, – шутливо ворчит он.
– Предполагалось, что будет весело, а вышло так, что теперь камера – символ женского доминирования, – отрезаю я, делая еще несколько кадров и видя на крупном плане, как меняется выражение прекрасного лица. В какой-то момент глаза Кристиана темнеют, и в чертах проступает что-то хищное.
– Так ты этого хочешь? Доминирования и подавления? – обманчиво мягким голосом спрашивает он.
– Нет, не хочу. Нет.
– Я ведь могу подавить вас по-крупному, миссис Грей, – зловещим тоном обещает Кристиан.
– Знаю, что можете, мистер Грей. И вы часто это делаете.
Он моргает, лицо вдруг вытягивается. Черт, что еще? Опускаю камеру и вопросительно смотрю на него.
– Что не так? – Мой голос звучит разочарованно. Ну же, скажи!
Молчит. Злится. Я снова поднимаю камеру.
– Так что случилось?
– Ничего, – говорит Кристиан и вдруг исчезает из видоискателя. Одним движением сметает на пол коробку из-под камеры, хватает меня, толкает на кровать и… вот он уже сверху.
– Эй! – Я успеваю сделать еще несколько снимков – Кристиан улыбается, и намерения у него самые недобрые. В следующий момент камера уже у него в руках, и фотограф оказывается в роли субъекта – Кристиан направляет объектив на меня и щелкает затвором.
– Итак, миссис Грей, хотите, чтобы я вас сфотографировал?
Я не вижу его лица – только всклокоченные волосы и сломанный ухмылкой безупречно вылепленный рот.
– Что ж, для начала, думаю, запечатлеем вас смеющейся.
Он безжалостно щекочет меня под ребрами, и я пищу, хохочу и верчусь под ним, безуспешно пытаясь схватить за руку и прекратить истязание. Его рот растягивается в ухмылке, а камера продолжает щелкать.
– Не надо! Прекрати! – кричу я.
– Шутишь? – Он откладывает камеру и пускает в ход вторую руку.
– Кристиан! – выдавливаю я, задыхаясь от смеха. Раньше он никогда меня не щекотал. Черт, да прекрати же! Я мотаю головой, пытаюсь вывернуться из-под него, толкаю обеими руками, но он неумолим, и роль беспощадного палача ему явно по вкусу.
– Перестань! – умоляю я, и он вдруг останавливается. Хватает меня за руки, прижимает их к подушке, привстает… Я никак не могу отдышаться. Он тоже. Смотрит на меня… как? Я замираю. Как? Удивленно? Восхищенно? С любовью? Ну и дела. Этот взгляд!
